- По картинкам проще понять некоторые вещи, - сказал я. - Не беспокойся, у меня очень быстрый ум, я успеваю...
- Хорошо, - ученый открыл доступ и продолжал: - Первый эксперимент провалился, но вскоре посреди одного из городов раскинулся первый живой кусочек нового мира. Его назвали Парком Надежды. Энтузиасты выводили все новые и новые виды деревьев, которые...
А я оказался в разделе памяти с гордейским названием "Фильмотека". Быстро нашел ссылку "Техника секса" и залез в нее. В ум пошли образы...
Я долго не мог ничего понять. Люди в фильме мучились, потели и, похоже, страдали. Да, было видно, что всем плохо. Гордейцы пыхтели и пробовали разные позы, одинаково неудобные, а гордейки беспомощно строили гримасы, а иногда даже кричали, похоже, от боли и усталости. В чем смысл этих телодвижений? Неужели, все-таки запихнуть набухший атавизм в отверстие для сброса лишней жидкости... Но зачем?!!
Я ошарашено походил по разделу фильмотеки, посвященному гордейской "любви", но везде было одно и то же.
Неужели именно этого хотела от меня Лина? Я прокрутил в памяти все, что произошло с того момента, как я вышел на шоссе и до того, как смерцал обратно в лес.
Да, похоже, именно этого... Что ж, чего только не сделаешь ради любимой!.. Да, глупо, да, уродливо, но...
И тут я поступил очень нехорошо по отношению к бедному Ауиниоану.
Выделил фантом, которого оставил вместо себя "слушать" ученого и кивать с умным видом, а сам смерцал в город, прямо домой к Лине...
- Ого, ты откуда взялся, несостоявшийся любовничек? - сказала она, когда я появился прямо между ней и... стеклом, на котором показывали... фильмы!
- Я пришел, чтобы любить тебя! - сказал я. Схватил Лину и прижал к себе, как показывали в первой части "Техники секса", а дальше все было просто. Ментальная связь с Ауиниоаном оставалась, поэтому я последовательно воспроизводил разные части фильма, надеясь, что ничего не перепутаю в этом глупом ритуале. Неприятнее всего было с органом-атавизмом. Пришлось принудительно направить туда большую порцию крови, чтобы все было, как в энциклопедии. И Лине, похоже, все это начинало менее и менее нравиться. Если сначала она улыбалась и отпускала какие-то свои гордейские шуточки, то потом закрыла глаза и сжала зубы. Видимо, чтобы легче перетерпеть. Но с каждой минутой ей становилось хуже. Она стонала, а потом даже принялась царапать мне спину, видимо, желая высвободиться. Но я уже видел это в фильме, поэтому, едва не плача от жалости, продолжал жестокий ритуал, надеясь, что энциклопедия не врет, и я все делаю правильно...
Наконец она обессилила и обмякла, а я с тоской думал, ну почему?!! Зачем я должен так издеваться над любимой женщиной, когда я хочу просто любить ее?!
На душе стало так тоскливо и муторно, что я не выдержал и смерцал в лес. В место, где предаюсь печали. Это небольшая рощица, там есть раскидистые деревья с ветвями, опускающимися прямо к земле. Из-за чего повсюду образуются своеобразные укромные шалашики. И большие и маленькие. Один такой я облюбовал для своего печального настроения. И каждый раз, когда оно начинало играть у меня внутри, оказывался среди листвы, ловя редкие солнечные блики, проникающие сквозь ветви.
Здесь было тихо. Только печальная кукушка, словно в унисон моему настроению, искала своих деток: "Ку-ку... шка, ку-ку... шка..." Только здесь кукушки грустили именно так, в три слога. Когда я оказывался севернее, то слышал от них лишь двусложное "Ку-ку, ку-ку..." И это было совсем не так печально.
Я свернулся калачиком на мягком мху и погрузился в печаль. Никогда она не была с таким сильным тоскливым оттенком. Печаль бывает разная: светлая, тихая, с искрами надежды и гулкая, словно камень, брошенный в пропасть... Но никогда я не испытывал такой, как сегодня. Тоскливая и разрывающая сердце. И... с жалостью к самому себе!
Так странно. Похоже, я все чаще начинаю жалеть о своей любви. Что может быть ужаснее и неправильнее?..
Время шло, давление города уходило, и моя тоска растворялась вместе с ним. Я слушал кукушку... и вскоре на сердце осталась только сильная-сильная грусть. И тогда сами собой стали слагаться стихи. Необычные, словно на двух языках, со множеством слов, что я узнал из энциклопедии Ауиниоана.
Пружинил мох и лист шуршал,
Среди деревьев луч играл,
И птичьих голосов невинный щебет
То здесь, то там таинственно звучал.
Мелькнул-пропал хвост белки на сосне,
Цветы лесные, радуясь росе,
Пьют сквозь нее искринки солнца,
Сияя в скромной красоте...
Вдруг предо мной - дорога неземная,
Вся черная, вся ровная, прямая.
"Что это здесь? Откуда и зачем?" -