— Я спрашиваю: поняла? — рычит мне в лицо, до боли сжимая плечи.
— За что? — выдавливаю глухо, едва дыша от паутины страха и боли, что расползается в душе, ошпаривая не хуже кипятка. — Что я сделала? Я ведь так люблю тебя, Макар! — срываюсь в плач, не в силах принять презрение в его взгляде. — За что ты меня наказываешь? Зачем говоришь ужасные вещи?
— Ну, всё! — шепчет нежно, обхватывая мое лицо руками, и вытирает слезы, бегущие по щекам. — Я почти поверил, малышка. Ты ведь, глупышка, думала, что всё по-настоящему, да? Что такая, как ты, действительно сможет вскружить голову и заставить любить такого, как я? Думала, попала в сказку, где можно безнаказанно лгать и счастливо жить при этом? — наклоняется и приникает к моим губам.
Нежно, ласково, как умеет только он.
— Ты всегда была для меня не больше чем зверушкой, — шепчет в губы. — Диковинной, но зверушкой, которую было интересно приручать и периодически трахать. А сейчас иди к себе в комнату и подумай, как порадовать своего хозяина по приезде домой.
Отшатываюсь, обхватив горло ладонью, и медленно погибаю от триумфа, которым озаряется его лицо. Всхлипы душат, слезы затмевают взгляд. Господи, что он несет?
— Это неправда, — шепчу, как заведенная, мотая головой из стороны в сторону. — Не может быть правдой.
Глава 10
Ольга
— Я не верю тебе, — срываюсь на крик. — Не верю! Слышишь меня? Это не ты! Что с тобой творится? Что произошло за эти три дня, когда тебя не было рядом?
Душу рвет на части от того, что вижу его — такого родного и в то же время неуловимо чужого. Внутри теплится надежда, что пройдет секунда, и глаза Макара потеплеют, что он крепко обнимет, прижмет к себе и всё будет как прежде.
— Верь во что хочешь, — устало глядя на меня, отвечает тихо. — Когда я приеду, ты должна быть дома. И только попробуй ослушаться. Не заставляй меня прибегать к методам, которые тебе вряд ли понравятся.
Провожаю его взглядом, а сама тихо давлюсь слезами. Крепко зажмуриваюсь и вздрагиваю, когда хлопает входная дверь. Не верю ни единому слову. Невозможно было так играть. Я знаю. Чувствую. Что-то случилось. Ему больно. Плохо.
Меня накрывает паника. Она медленно поднимается мурашками по коже, окутывая ледяной изморозью. Макару угрожают? Он хочет отослать меня? Выгнать из своей жизни, чтобы обезопасить? Тысячи мыслей роем проносятся у меня в голове.
Поднимаюсь и на дрожащих ногах плетусь обратно — в нашу спальню. Захлебываюсь едва уловимым ароматом его присутствия. Бреду в ванную, скидываю одежду и становлюсь под горячие струи. Кручу вентиль, делая воду настолько обжигающей, насколько могу выдержать. Но мне всё равно холодно. Меня трясет. Этот холод исходит откуда-то из сердца, от мыслей о том, что ничего не будет как прежде.
Заматываюсь в большое полотенце и замечаю на полу в углу его одежду. На белой ткани мятой рубашки ярким контрастом выделяются алые капли. Страх с новой силой окутывает душу.
Механически одеваюсь в домашний костюм и спускаюсь на лоджию. В уютный уголок рая, как мы назвали зимний сад. Брожу вдоль лиан, свисающих с дубовых балок, растираю между пальцев листик лимонного дерева, втягивая в себя чуть терпкий запах, сажусь в кресло Макара.
Вспоминаю, как удивилась, когда в один прекрасный день его люди притащили сюда небольшой рабочий стол. Ему нравилось проводить так время. Я копошилась с цветами, а он работал и смотрел. Изредка расспрашивал о том или ином растении. Иногда с интересом участвовал в уходе.
На губах появляется едва заметная улыбка, стоит вспомнить, как мы, измаранные, все в земле, но счастливые до ужаса целовались, лежа на полу посреди цветочного рая. Низкое тяжелое небо в панорамных окнах, усыпанное алмазами звезд, уютное потрескивание дров, запах его кожи, теплые нежные руки на моем теле…
Меланхолично веду пальцами по гладкой столешнице, погружаясь глубже в воспоминания. Как здесь же и предложил выйти замуж. Придумывал имена нашим детям и в шутку требовал всенепременно заняться их созданием. Причем сразу двоих требовал. И чтобы обязательно мальчики.
Смахиваю вновь подступившие слезы. Словно заведенная, принимаюсь за работу с твердым намерением дождаться Макара сегодня и всё выяснить. Весь день старательно гоню от себя дурные мысли. Но ни к вечеру, ни ночью он домой так и не возвращается.
Дни сливаются в калейдоскоп тревоги и тянущей боли в груди. Без Макара дом кажется чужим и неуютным. Тетя Зина, которая вышла из отпуска, пару дней пыталась уверить меня, что всё наладится, но и она сдалась, поддавшись мрачной атмосфере, царящей в округе.
Только на дежурствах мне удается немного отвлечься. Сижу в ординаторской поздним вечером, заполняю дневник одной из пациенток, как вдруг меня отвлекает настойчивый стук в дверь. На пороге взбудораженная Людмила Прокопьевна.
— Ольга Викторовна, — тяжело дыша, будто пробежала стометровку, зовет женщина. — Вы новости видели? Там мужа вашего бывшего показывают.
— Нет.
— Сейчас, — берёт пульт, находит нужный канал на висящей на стене небольшой плазме. — Вот.
Смотрю на экран и сквозь гул в ушах слушаю голос репортера.
Виктор Вересов, подающий надежды капитан полиции отдела по борьбе с наркотиками, на протяжении года выносил из комнаты вещественных доказательств героин, заменяя наркотик суррогатом. За всё время ему удалось украсть около десяти килограммов порошка. Обыск в квартире капитана показал, что тот незаконно присвоил не только запрещенные вещества, но и внушительную сумму в размере пяти миллионов рублей.
Следствию уже известно, по какой схеме работала преступная цепочка курьеров, через которых Виктор распространял запрещенные вещества. А теперь закономерный вопрос, интересующий многих граждан нашей страны: кто же нас защищает — добропорядочные полицейские или оборотни в погонах? Сколько молодых жизней собственноручно погубил капитан? Почему ему удавалось совершать противоправные действия и губить свой же народ? И можно ли доверять полиции, призванной защищать нас?
Мелькают кадры обыска, разложенных на столе купюр, порошка в дорожной сумке. И появляется картинка с Виктором. Его, помятого, униженного, закованного в наручники, тащат в отдел полиции люди в масках.
— Что творится-то, а? Ольга Викторовна? — вздыхает горестно женщина.
— Не знаю, Прокопьевна. Не знаю.
Уже глубокой ночью на телефон приходит сообщение от Надьки.
«Не спишь?»
«Не сплю. Я на дежурстве».
Спустя пару минут снимаю трубку, устало растягиваясь на диване.
— Уже видела новости? — спрашивает тихо Надя. — Я, если честно, в ауте.
— Видела. Что Олег говорит?
— Олег не верит. Они бок о бок столько лет проработали. Говорит, он бы заметил, если бы всё, что наплели по телику, было правдой. Ты сама-то веришь?
— Не знаю, Надь. Если бы это сказали пять лет назад, не поверила бы ни за что в жизни.
Обе молчим некоторое время.
— У Олега была возможность поговорить с ним наедине пару минут. И знаешь, что сказал Витя? Что твой Макар был у него дома за пару дней до всего этого. Он его избил.
— Что? — спрашиваю, в шоке садясь на диване.
— У него на лице живого места нет, Оль.
— Зачем Макару избивать Витю?
— Я не знаю. Витя уверен, что его арест — дело рук твоего нового мужчины. Макар угрожал ему. — Долго молчит в трубку. — Оль, ты понимаешь, что, если не будет доказано обратное, Витю посадят? Посадят надолго. Никакие адвокаты не помогут. Его попросту показательно линчуют. А знаешь, какое там отношение к бывшим ментам? Он живым оттуда не выйдет.
— Боже, Надь. Не может быть такого. Это какой-то бред.
— Сама посуди, для чего такая огласка? Это дело освещают федеральные каналы. Полетят головы, погоны. Значит, это кому-то выгодно. Тому, у кого есть связи и возможности, кто может это проплатить.
— Ты сейчас говоришь словами Олега, — раздражаюсь на подругу.