Всегда любила зиму. Есть в этой поре года что-то волшебное. Особенно пока еще можешь мечтать. Прислушиваюсь к себе, легонько поддевая корку затянувшегося рубца на сердце. Агонизирующая боль уступила место удручающей пустоте. Говорят, время лечит. Может, так оно и есть. В эти безумные дни я усердно зализывала раны и сшивала кривыми стежками раскуроченную в мясо душу.
Бреду в ванную и долго стою под горячими струями. Мыслей нет, в голове гул, желудок противно сводит от голода. Заматываюсь в полотенце, подхожу к раковине и веду ладонью по запотевшему зеркалу. Долго смотрю на свое отражение. Измученное, больное, полудохлое существо. Ухмылка некрасиво искривляет худое лицо с впавшими щеками. Как же я ошиблась в своих выводах. Это не Макар никто, а я. Пустая оболочка самой себя. Он же по-прежнему остается для меня всем миром, фантазией придуманной мной же любви. Глупое сердце скрипит натужно. Открываю дверцу навесного шкафа, не в силах больше смотреть на себя, занимаюсь утренними процедурами, под конец чувствуя себя почти человеком.
Завариваю липовый чай и долго с наслаждением пью маленькими глотками вприкуску с горьким шоколадом. За окном рассвет, фонари гаснут, небольшой городишко просыпается, и я с улыбкой наблюдаю за дворником, бодро орудующим лопатой. Пожилой мужчина зачерпывает снег и откидывает его на задорно виляющего хвостом песика, который резвится в сугробе словно ребенок.
Жизнь продолжается. Даже несмотря на то, что внутри меня давно всё умерло. Я знаю, что обязательно найду в себе мужество, встану и пойду дальше. Только не сейчас. Для этого нужно принять свою боль, стать ее частью, а я пока слишком слаба для подвигов.
Одно я поняла точно: ничего не бывает просто так. Если жизнь порой безжалостно прокручивает нас через свои жернова, значит, есть в этом смысл — просто нам пока не видно. Может, для опыта, может, для знакомства с новой собой, а может, чтобы пусть раз в жизни, но коснуться руками неба. И плевать, что падать с высоты больно. Ведь никто и не обещал, что счастье будет длиться вечно.
Включаю тихо радио на кухне, создавая иллюзию чьего-то присутствия. Варю кашу на завтрак, слушая бодрый голос диктора. Пятое декабря, шесть утра и неутешительный прогноз погоды: к вечеру обещают снегопад.
«Сегодня же у Машки день рождения!» — выстреливает мысль.
Вот так, чуть за своими проблемами не прозевала праздник крестницы. К десяти выезжаю в торговый центр и долго брожу по магазинам в поисках подарка. До Надьки дозвониться не могу. Может, в хлопотах не слышит? Пишу Машке СМС с поздравлением и заодно невзначай интересуюсь планами. Узнаю, что праздновать будут на даче. Присылает видеосообщение разрисованной мордашки, на заднем фоне аниматоры, музыка, детский счастливый смех. Обещаю, что обязательно заеду поздравить. Пью кофе в кофейне и, с трудом уложив объемную коробку с подарком в багажник, выезжаю с парковки.
Дорога не занимает много времени, трасса свободная, и через час я уже звоню в домофон на калитке.
Понимаю, что что-то не так, когда подруга выходит, зябко кутаясь в наспех накинутую на плечи куртку, и закрыв за собой калитку, прислоняется к ней спиной.
— Привет, — здороваюсь, уже понимая, что мне сегодня не особо рады.
— Привет, — отводит взгляд Надя.
— Я… вот, подарок Машке привезла, — киваю на коробку у себя в руках, а в горле ком стоит.
— Я передам, — смотрит мне в лицо как-то ощетинившись Надя. — Блин, Оль. Ты только не обижайся, ладно? Но Олег… Он… В общем, злой он из-за всей этой ситуации. Я, правда, два дня с ним скандалила, но ты ж его знаешь…
Киваю сама себе, глядя на подругу.
Боже, пожалуйста, не лишай меня последнего близкого человека. Это же Надька. Моя Надька с которой вода, огонь и медные трубы.
— Мне плохо, Надь, — выходит сипло, поджимаю губы и часто моргаю, чтобы не разреветься.
Смотрит на меня долго, нервно теребя полы куртки в пальцах.
— А Вите там, думаешь, легко? — напускная жалость слетает, как и не бывало.
Понимаю. Витя тоже близкий друг семьи, а всё равно резануло.
— Ладно, — улыбаюсь, протяжно выдыхая. Смахиваю слезы, все таки выступившие из глаз.
Отдаю коробку и иду к машине.
— Машке от меня привет, и скажи, что я очень ее люблю, — оборачиваюсь, окидывая взглядом Надю. — Я, правда, ничего не знала. Ты не представляешь, как мне жаль, что всё вот так… — взмахиваю неопределенно руками.
— Олег роет под Макара, — неожиданно выпаливает подруга. — Там что-то серьезное назревает. Будь осторожна, не хочу, чтобы тебя как-то зацепило.
Разворачивается и ныряет в калитку, скрываясь во дворе.
Сажусь за руль, выезжаю из поселка на трассу, неожиданно машину ведет на скользкой дороге, в испуге кое-как прижимаюсь к обочине, глушу мотор, глядя на свои дрожащие пальцы.
А потом долго реву, раздираемая противоречиями. Душу сводит от страха за Макара, от щемящей жалости к Виктору. И от того, что осталась совсем одна среди миллиона окружающих меня людей.
Глава 19
Ольга
Провожаю взглядом как в калейдоскопе мелькающие дома и деревья за окном такси. Жутко нервничаю, до сих пор не понимая, как Нине удалось уговорить меня приехать на праздничный ужин в честь крещения новорожденной внучки. Перед напором и обаянием этой женщины сложно устоять, но соблазнилась я, наверное, тем, что после ужина Нина пригласила задержаться и поболтать в уютной тихой обстановке. А сейчас мне это необходимо как воздух. Не сами разговоры, а то душевное тепло и особая энергетика уюта, исходящие мягкими волнами от улыбчивой женщины. Ну и, конечно, немалую роль в моем согласии сыграло то, что Макара на празднике не будет. По словам Нины, он сорвался по срочным делам в Москву, когда вернется в город, никто не знает.
Разглаживаю складки на подоле кремового платья, которое я с трудом подобрала, перемеряв ворох одежды в шкафу, потому как довольно сильно похудела. Поправляю волосы, уложенные крупными локонами, кидаю взгляд на приборную панель. Навигатор указывает, что до конца поездки осталось десять минут. Чем ближе мы к месту прибытия, тем больше меня охватывает легкий мандраж и волнение.
В последнее время я сторонилась общества людей. Словно одичала. Так мне было легче уживаться со всё никак не утихающей болью в груди. На работе взяла отпуск за свой счет и спала сутками, как сурок, вставая с постели только по нужде или когда от голода невыносимо ныл желудок.
А однажды, проснувшись глубокой ночью, поняла, что дальше так продолжаться не может. Каждый день соскребала себя с дивана и, несмотря на изнуряющую слабость, ходила на прогулки. Часами бродила в одиночестве по заснеженным аллеям парка, кормила голодных уток, на обратном пути заходила в небольшую уютную кофейню, покупала у улыбчивого хозяина заведения горячий шоколад и мягкую воздушную булочку с маком. Долго сидела за столиком у окна, потягивая сладкий напиток, который почему-то только в этом месте казался мне умопомрачительно вкусным, смотрела через толстое стекло на людей, для которых жизнь текла своим чередом. Выработала ритуал и четко ему следовала. И вскоре начала панически бояться одиночества. Потому что в тишине квартиры меня посещали мысли о Макаре, точнее, они жили у меня в голове. Его образ, голос, взгляд, даже запах.
Я запретила себе о нем думать. Безжалостно давила, изгоняла и намек на его присутствие в мыслях. Старалась переключиться на что угодно, и мне правда казалось, что у меня вышло. Что стало чуточку легче дышать. Пока однажды Макар не пришел ко мне ночью. Во сне, в виде, кошмара, который, как видеозапись, воспроизводил ту последнюю ночь в его доме. Я с пугающей точностью переживала снова и снова неверие и шок, ощущение горячих ладоней на коже, вкус губ с терпким ароматом виски, дикий взгляд. Просыпалась в холодном поту, задыхаясь, с колотящимся сердцем и скованными судорогой мышцами, чувствуя себя совершенно вымотанной.