Тот думает некоторое время, но понимает всё без слов. В мою раскрытую ладонь ложится рукоять пистолета. Смотрю на парней из охраны. На их лицах мимолетно проскальзывает недоумение и тревога.
Медлю. Вскидываю взгляд на тяжелое небо и сгустившиеся черные тучи. Налетевший ветер хлещет, больно жаля кожу на лице, но раскаленная до предела лава, бегущая по венам, приносит гораздо больше муки.
— Поехали, — киваю Руслану на свой автомобиль, опуская руку со стволом в карман пальто.
— Есть новая инфа по нашему недругу? — одномоментно становится серьезным друг.
— Можно и так сказать. Давай скорее, — сажусь за руль и завожу двигатель.
В боковом зеркале вижу, как, замешкавшись на мгновение, Руслан всё же захлопывает дверь и направляется в сторону моей машины, попутно бросая ключи одному из бойцов.
— Увижу хоть царапину — ты труп, — шутливо направляет сложенные пистолетом пальцы к парню, который идет к его внедорожнику.
Некоторое время едем молча под ритмичную мелодию популярной песни, что доносится из включенного Русланом радио.
— Чего кислый такой? Хорошие же новости. Или опять тридцать три несчастья что-то натворила?
— Натворила, — киваю, крепче сжимая руками руль.
— Бедовая тебе баба досталась.
— Я не жалуюсь, — пожимаю плечами и делаю музыку громче, давая понять, что разговор окончен.
Руслан расслабленно откидывается на спинку сиденья и в такт мелодии постукивает рукой о колено.
Той самой, с*ка, рукой, которой передавал шприц с ядом убийце.
У меня рвется на части душа, а на его лице — маска безмятежного спокойствия.
— Куда хоть едем? — спрашивает Руслан, перекрикивая музыку в салоне, пытается разглядеть в кромешной тьме за окном давно забытую местность.
— Почти приехали, — выключаю радио, погружаясь в кажущуюся неестественно зловещей тишину, повисшую в салоне.
Еще двадцать минут по ухабистой дороге, в чащу лесного массива, затем выезжаем на широкую поляну. Глушу двигатель и замираю, не в силах пошевельнуться. Мое сердце колотится так громко, что заглушает остальные звуки. Руслан расслабленно сидит на соседнем сиденье и улыбается совсем привычной, по-мальчишески развязной улыбкой, строча кому-то СМС в телефоне. Заметив мой взгляд, вскидывает голову и смотрит, вопросительно приподняв брови. Как обычно: открыто, доверчиво, преданно. К горлу подступает ком.
— Почему? — отворачиваюсь к лобовому стеклу, уставившись на кружащиеся в медленном хороводе снежинки.
— Что? — с недоумением в голосе переспрашивает Руслан.
— Почему ты решился предать меня?
— Макар, ты что, сбрендил? — спустя мгновение, показавшееся мне вечностью, интересуется тихо.
— Я искренне не понимаю: почему? Может, я тебя чем-то обидел? Мало платил? Недостаточно хорошо относился? — голос срывается, и я замолкаю, чувствуя, как на глаза наворачивается мутная пелена.
Устало провожу ладонью по лицу, ощущая на огрубевших подушечках пальцев влагу.
— Что я, мать его, взрастил в твоей душе, что ты осмелился вот так, как крыса, исподтишка ударить меня в спину?
— Бл*, да о чем ты? — вспыхивает Руслан, глядя на меня волком. — Совсем уже, что ли, с катушек слетел? Какой на хрен удар в спину?
Смотрю на его смуглое родное лицо, а перед глазами всё разлетается в мелкую пыльную крошку, обнажая действительную человеческую суть. Врёт. По напряженной позе вижу, что понял всё. И затаившийся страх на глубине зеленых, словно морская тина, глаз тоже вижу.
— Не узнаешь место? — машу рукой в сторону лобового стекла, где вся поляна как на ладони.
Бегло окидывает взглядом освещенную часть и коротко кивает.
— Помнишь, что я сказал тебе в ту ночь?
Руслан долго молчит, низко опустив голову, смотрит на свои сцепленные в замок пальцы.
— Что разрушить нашу дружбу может только смерть одного из нас, — продолжаю тихим, то и дело срывающимся голосом. — Я был на грани жизни и смерти ради тебя — трижды. А теперь ты умер для меня. Как только позволил проникнуть в голову мыслям о том, что можешь так поступить со мной и с людьми, которые являются моей семьей, ты собственноручно похоронил себя. И всё же ответь: почему? Что Шеллаков предложил тебе такого, от чего ты не смог отказаться?
Молчит, отведя взгляд.
— Свободу, — отвечает с усмешкой. — Знаешь, как паршиво быть чьей-то тенью? Простым дополнением к Багировым? Меня всю жизнь никто даже не воспринимал всерьез. С самого детства, как только мы познакомились, я перестал быть личностью. Все вокруг видели лишь тебя и брата. И тогда ты с какого-то х**а решил, что мне нужна твоя защита и дружба. Да я проклинаю день, когда впервые встретил тебя.
Руслан говорит, говорит… а я словно срываюсь в пропасть и лечу. Не было ничего. Никогда ничего не было. Вся наша дружба — лишь иллюзия в моей голове. Больная фантазия и вера во что-то действительно стоящее.
Как я мог быть, настолько слеп? Почему не смог разглядеть тьму, притаившуюся в глазах человека, которого любил, которому доверял как самому себе?
— Почему Назар?
— Он должен был стать первым.
Удушливые кольца отчаяния сдавливают ребра до белых пятен перед глазами, стоит услышать ответ, произнесенный с пугающим равнодушием. Дергаю ручку двери и вываливаюсь на улицу, глотаю ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба, а из горла рвутся хриплые звуки. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь унять невыносимое жжение где-то в области сердца. Дрожащими пальцами лезу в карман пальто, натыкаясь на холодный металл пистолета, но тут же, словно обжегшись, отдергиваю руку.
Свободы хочешь? Что ж, пусть это будет моим последним подарком.
Закуриваю, жадно вдыхая горький дым, оборачиваюсь и сквозь лобовое стекло смотрю на Руслана.
— Выходи, — кричу громко, глядя в застывшие равнодушием глаза бывшего друга.
Нахмурив брови, медлит, напряженно сканируя пространство.
— Давай! Вот твоя свобода, — раскидываю в сторону руки. — Вали, пока не передумал, — вижу, что бездействует, и гонимый неконтролируемой яростью, клокочущей в груди, бью со всей силы кулаком по капоту, оставляя вмятину на металле.
Руслан выходит из машины, прячет руки в карманы кожаной куртки, ощетинившись, опасливо оглядывается по сторонам.
— Олю, зачем втянул? — цежу сквозь зубы, приближаясь. — Она же всё это время детей моих под сердцем носила, — реву, хватая его за грудки и впечатывая спиной в машину.
— Ты сам виноват, — отталкивает, ощутимо ударяя в плечо. — Я не собирался тебя убивать. Хотел, чтобы ты сам себя сгноил. Всё ведь должно было закончиться намного раньше, ещё тогда, когда наркоманку в твой дом привезли. Я просчитал всё до малейших деталей, всё подготовил. Нагрянули бы менты, репортеры, а у тебя в доме две бабы, которых ты держишь в заложницах. В тот момент избитая до полусмерти Оля соловьем бы пела, давая против тебя показания. Х** бы ты отмылся тогда. Но ты, с*ка, опять свинью мне подкинул своим заявлением в следственный комитет. В долбаного героя решил поиграть, — сплевывает зло, глядя на меня с безумной улыбкой на искаженном яростью лице. — А потом я смотрел, как ты с ней возишься, трясешься над Олей. Тогда понял, что не время раскрывать все карты. Я хотел, чтобы ты сам сломал себя. Сгнил заживо. И я в тебе не ошибся. Жаль только, поздно узнал, что Оля выродков твоих носит, мы бы тогда такую партию разыграли, что ты бы сам себе пулю в висок пустил.
— Что ж ты за мразь такая? А? — обреченно спрашиваю глядя на Руслана. — Неужели нет в тебе ничего святого? Моя женщина! Мой брат! Ты убил Назара ради чего? Потешить свое эго? Трус ты Руслан, в открытую играть кишка оказалась тонка.
— Я трус? Да я только и делал, что подчищал за тобой всю жизнь. Кем бы ты был без меня? Кем вы оба были бы, если не я? Это я! Все что у тебя есть, всё чего ты добился — только благодаря мне! И я хотел, чтоб ты понял, прочувствовал, что без меня ты никто. Ну, давай, — раскидывает руки в стороны, глядя на меня с вызовом. — Чё пристрелишь меня? Или в полицию сдашь?