Популярность газеты и самого Муссолини росла, он стал заметной фигурой в социалистической партии и вскоре фактически возглавил ее левое, революционное крыло, противостоявшее реформистскому руководству и требовавшее возврата к классовым методам борьбы с буржуазией. Он и сам время от времени принимал непосредственное участие в этой борьбе, присоединяясь к бастующим или манифестантам, но, как правило, предпочитал все же руководить действиями масс на почтительном расстоянии.
Осенью 1911 года, после начала итало-турецкой (Ливийской) войны за господство в Триполитании, Муссолини по приговору суда был посажен на пять месяцев в тюрьму за агитацию против войны и попытку помешать отправке на фронт воинских частей. В тюрьме он быстро адаптировался и вел себя образцово: не скандалил, много читал (Гете, Шиллера, Монтеня, Сервантеса, а также Ницше, Сореля и Штирнера), писал автобиографию. Зная наверняка, что одним из первых ее читателей будет жена, Муссолини завершил повествование о своих любовных «подвигах» длительной сентенцией о том, что безумные порывы молодости миновали, что он полюбил Ракеле и будет любить ее вечно. Охрана была с ним дружелюбна, газеты и пищу он заказывал в городе.
Единственное, чего ему остро не хватало, — это общения с женщинами. Столь длительного сексуального воздержания Муссолини до сих пор испытывать не приходилось. Пожалуй, это был единственный случай, когда «революционная страсть» оказалась преградой для страсти любовной. Прежде они вполне уживались друг с другом.
Отсидев положенный срок, Муссолини вышел на волю с обостренным чувством собственной исключительности и непреклонной решимостью продолжить борьбу. Тюремное заключение лишь усилило его лидерские амбиции: ореол «мученика за правое дело» засиял еще ярче, а имя, иногда в сочетании с титулом дуче, стало чаще упоминаться в центральной печати. Дуче он был впервые назван еще в 1907 году после высылки из кантона Женевы. Бенито очень импонировало это пышное величание, хотя его внешний вид никоим образом ему не соответствовал. Те, кто видел Муссолини в тот период, вспоминают человека «худоватого и костистого, с многодневной щетиной на уставшем лице, в серой шляпе, сшитой по романскому обычаю с широкими полями, в засаленном, когда-то черном пиджаке, карманы которого были битком набиты газетами, в грязном воротничке и галстуке, не сохранившими даже признаков изначального цвета, в полосатых бумазейных брюках с потертыми коленями и давно не знавших утюга, в туфлях, которые месяцами не видели гуталина». «С виду не старый, но и не молодой… он вращал сверкающими глазами с явным намерением придать им металлический блеск. Одним словом, нечто среднее между огородным пугалом и образом мстителя и борца за социальную справедливость». Муссолини нарочито сохранял этот образ, который, по его представлениям, соответствовал пролетарскому лидеру. Как ни странно, но и в таком виде он оказался привлекательным для женщин. Гражданский брак с Ракеле и рождение дочери не убавили у Муссолини любовной прыти. В 1912 году он «вляпался» в очередную историю, которая имела долгое и печальное продолжение.
На одном из собраний социалистов его пламенную революционную речь услышала Ида Дальсер — внешне невыразительная австрийка из весьма состоятельной семьи, получившая специальное образование косметолога в Вене и Париже. В Трентино она содержала салон красоты, отличалась экстравагантным вкусом и интересом ко всему необычному. На собрании Ида оказалась отчасти из любопытства, отчасти отдавая дань моде, царившей среди людей ее круга.
Натура романтичная и страстная, она была очарована оратором сразу и бесповоротно. Их путь до гостиничной постели оказался очень коротким. Муссолини, как обычно в таких случаях, был напорист, пылок и немного груб. Ему и в голову не приходило, что мимолетный роман с восторженной почитательницей его ораторского таланта может продолжаться дольше обычного. Однако Ида была иного мнения. Она не только увлеклась, но действительно влюбилась в Бенито («моего Бена», как она его ласково называла), даже не подозревая о его обязательствах в отношении семьи и о самом ее существовании. Иду не смущала и неизбежность скорой разлуки: возлюбленный должен был отправиться в Милан и она не колеблясь последовала за ним.