Шокотерапия Гитлера дала блестящий эффект. Из поездки по Германии Муссолини вынес впечатление, что она лучше кого бы то ни было подготовлена к войне, что именно Гитлер в скором времени станет вершителем судеб Европы, а раз так, то с ним лучше дружить, чем враждовать. Этот выбор оказался для Италии роковым, ибо он увлекал ее на путь подготовки новой мировой войны. В 1937 году страна официально присоединилась к так называемому антикоминтерновскому пакту между Германией и Японией, затем вышла из Лиги Наций, а в 1938 году дуче пришлось закрыть глаза на захват нацистами Австрии. Это был сильный удар по его престижу в Италии и за рубежом, ибо становилось очевидным, что Муссолини, еще не успев стать полноценным партнером, превращался в вассала Гитлера.
В мае 1938 года фюрер нанес ответный визит на Апеннины. Бывшего австрийского ефрейтора, прибывшего со свитой на четырех специальных поездах, без энтузиазма встречал Виктор-Эммануил III. Гитлер был неприятно удивлен тем, что по протоколу во время визита Муссолини как главе правительства отводилась вторая роль. В чинной, старомодной атмосфере «Квиринала» (официальной резиденции монарха) Гитлер чувствовал себя не в своей тарелке, а в кругу приближенных постоянно ворчал и даже насмехался над королем. Виктор-Эммануил платил ему той же монетой, называя за глаза «физическим дегенератом с привычками плебея».
Уязвленному Муссолини пришлось смирить гордыню, чтобы добиться главного: не ударить лицом в грязь и показать фюреру, что фашистская Италия не менее агрессивна и сильна, чем нацистская Германия. Все станции по пути следования гитлеровского эшелона от перевала Бреннер до Неаполя были украшены живыми цветами, на центральных улицах Рима и Флоренции усилено освещение и обновлены фасады домов, приветственные транспаранты, свастика и огромные, видные издалека портреты диктаторов повсюду создавали обстановку подъема и торжественности. Гитлер посещал казармы и оружейные заводы, присутствовал на маневрах и принимал парады войск, восхищался природной экзотикой и бравым видом итальянских матросов. С видом знатока (еще бы — старый живописец!) он бродил во Флоренции по галереям Питти и Уффици, восхищаясь полотнами итальянских мастеров и сокрушаясь, что папа отдал распоряжение закрыть для посещения ватиканские музеи.
По свидетельству Чиано, Муссолини во время этих экскурсий демонстрировал полное равнодушие. Он и прежде никогда не скрывал своего непонимания искусства и презрения к нему. Как-то раз он откровенно признался Маргерите Сарфатти, что «ощущает себя абсолютным варваром, бесчувственным к красоте», а Ракеле совершенно серьезно заявил, что был бы счастлив, если бы музеи «хранили больше захваченных у неприятеля знамен, нежели античных статуй». Неприязнь к искусству дуче объяснял по-своему понимаемой им природой человека. «Прежде чем ощутить необходимость в культурном развитии, — считал он, — человек почувствовал потребность в приказе. В известном смысле можно сказать, что в истории полицейский предшествовал педагогу». В 1940 году Муссолини детально обсуждал со своим зятем возможность продажи в Германию произведений итальянского искусства. К счастью, этого не произошло.
Гитлер остался доволен итогами визита и, прощаясь с дуче на перроне вокзала во Флоренции, чуть ли не со слезами умиления на глазах заявил: «Теперь никакая сила не сможет разъединить нас». Вряд ли фюрер обманывался насчет итальянской военной мощи, но в готовившейся схватке за новый передел мира рейху были крайне необходимы союзники, поэтому успех своей миссии Гитлер видел именно в укреплении связи Италии с нацистской Германией.
Что же касается личных отношений диктаторов, то в них мало что изменилось. Судя по дневниковым заметкам Чиано, дуче не испытывал к фюреру ни капли симпатии, только страх и черную зависть. Эти чувства питала не столько личность Гитлера, сколько те возможности, которыми он располагал. Муссолини прекрасно понимал, что ему в Италии не удастся ни создать военно-промышленную мощь, сравнимую с германской, ни воспитать железную дисциплину у нации. («Управлять итальянцами нетрудно, — говорил он, — но бесполезно».) В этом он усматривал явную историческую несправедливость: ему, пророку фашистской религии, была уготована участь младшего партнера несостояв-шегося живописца! Чувство абсолютного духовного и умственного превосходства над Гитлером давно и прочно укоренилось в дуче. С каждым годом оно все больше и больше вступало в противоречие с усилением его зависимости от воли фюрера, с той подчиненной ролью, которая ему выпала в альянсе диктаторов. До конца своих дней Муссолини так и не смог с этим смириться.