— Я переодевалась.
Он кивает.
— Хорошо. — Склоняясь, он прижимается ртом к моей ране на колене и нежно посасывает ее, издавая низкий стон в горле. Отстраняясь, он говорит: — Не смотри на меня настолько обеспокоенно, Корали. Ты моя дочь. У нас общая кровь. Нет ничего такого, когда я делаю это.
Я же понимаю, что тут определенно не все в порядке. Отлично знаю, что никто из отцов не посасывают раны своих обожаемых дочерей. Это не правильно, но чувствуется это еще хуже.
Отец присаживается на пятки и пристально смотрит на мое колено, в его глазах стоит взволнованный голодный взгляд. Мне нужно как можно быстрее выбираться из этой ванной.
— Я хочу вечером пойти на вечеринку, — внезапно выдаю я. — Ничего, если я пойду? Ненадолго. Все мои одногодки пойдут. — Слова вырываются спешно, и все звучит спутано. Меня охватывает паника, когда я произношу их, все смешивается. Отец хмурится, его взгляд становится менее голодным, сейчас он более напуганный.
— Ты хочешь пойти погулять? Куда?
— На вечеринку. Она проходит в паре кварталов отсюда. Я буду дома к одиннадцати.
— Будут ли там мальчики? — Знаю, что это вопрос с подвохом. Если я отвечу ему «нет», он будет знать, что лгу, потому что я только что сама сказала, что все мои одногодки будут там. Если я отвечу «да», то он потеряет контроль. Чувствую это по дикой, злобной энергетике, что исходит от него, и это значит, что я сделала огромную ошибку уже тем, что подняла эту тему. — Ну? — Он располагает руки с обеих сторон от меня на ванной, подаваясь вперед.
— Да, там будут мальчики.
— Так ты хочешь пойти гулять и потрахаться с кучкой подростков? Так?
— Нет! — Я отстраняюсь от него, вздрагивая. — Я не хочу этого.
— Ты гребанная маленькая лгунья. Ты хочешь трахаться. Скажи это. Скажи мне правду, Корали. Скажи мне, что ты хочешь трахаться.
Если бы моя жизнь была фильмом, то это была бы часть, где камера отъезжает от меня и отца. Это была бы часть, которую режиссер захотел бы опустить из-за тяжелых для восприятия и жестоких отвратительных сцен, которые бы даже для фильма с рейтингом R (прим. пер.: Данный рейтинг показывает, что оценочная комиссия заключила, что некоторый материал оцененного фильма предназначается для взрослых. Рейтинг R также может быть назначен из-за используемого в фильме языка, темы, насилия, секса или изображения употребления наркотиков.) казались слишком напряженными. Вы могли бы видеть затылок моего отца. Выступающие слезы на моих глазах. Дрожащую губу. Они бы использовали какой-нибудь модный спецэффект, чтобы линзы камеры будто удалялись, каким-то образом проходя через деревянную дверь, и затем вы, зритель, стояли бы в холле, с другой стороны двери. Вы бы слышали, как я плачу. Слышали бы безошибочные шлепающие звуки кожа о кожу. Вы бы слышали, как мой отец кричал на меня. И мой крик. И могли бы сказать по тому, как потемнела картинка, что со мной случилось что-то ужасное в ванной, и вы бы чувствовали себя не комфортно и шокировано, а затем мы перешли к новой сцене.
К сожалению это не фильм, и здесь нет камеры, чтобы запечатлеть каждую подробность. Это моя жизнь. И мой отец, который скользит своей ладонью вверх по моему бедру, придвигаясь ближе, издавая рык и оскаливаясь.
— Скажи это.
Но я не могу задобрить его и дать ему то, что он хочет на этот раз. Просто не могу. Если произнесу те слова, то обеспечу себе ужаснейшие проблемы. На протяжении двух последних лет его поведение шло к тому, что это определенно должно было произойти когда-нибудь. Я знаю, несмотря на то, что он таскает меня за волосы, трогает и шлепает, меня ожидает намного худшая участь. Чувствовала его взгляд на мне, когда мы сидели за одним столом. Я держала голову опущенной, а глаза сосредоточенными на тарелке, и отчаянно молилась, чтобы этот день не стал тем самым днем. Теперь, когда он выпил пару банок пива, и в его венах разгорается злость, без сомнения, сказать что-то сейчас будет подобно тому, как произнести слово «трахаться».
— Я не хочу заниматься сексом, пока не выйду замуж, — шепчу я. — Я не смотрю на парней в этом смысле.
Мой отец сжимает волосы и дергает голову в сторону, приближая его лицо к моему. Когда-то, давным-давно, моя мать смотрела в его глаза и видела там любовь и страсть, я уверена в этом, но теперь в них стоят только злость и ярость.
— Ты же знаешь, что я чувствую, когда ты мне врешь, Корали. Я наблюдал за тем, как ты превратилась из ребенка в лживую, маленькую шлюху. Прекрасно знаю, что происходит в твоей голове, и это мерзко. Каждый раз, когда ты видишь парня на улице, я точно знаю, о чем ты думаешь. Ты. Хочешь. Трахаться.
Я отчаянно трясу головой.
— Нет, нет, нет. Я не хочу. Клянусь, не хочу этого!
Мой отец придвигается ко мне таким образом, что кончик его носа касается моего. Я вижу сеточку из красно-сиреневых капилляров на щеках и чувствую смрад алкоголя от его дыхания.
— Посмотри мне в глаза и скажи это снова. Я хочу поверить тебе, понятно? Хочу верить тебе, но ты только чертовски все усложняешь.
Я едва могу видеть его сквозь слезы. Слишком напуганная, чтобы поднять руку и смахнуть их, просто несколько раз моргаю.
— Я не хочу заниматься сексом, — отвечаю я. — Только после того, как выйду замуж.
— Чего не произойдет без моего благословения?
Я печально киваю головой.
— Конечно, папочка. Никогда не произойдет без твоего благословения.
Он пригвождает меня своим взглядом, и это самая долгая минута, которую я когда-либо чувствовала. Вижу смену эмоций на его лице: злость, печаль, любопытство, желание — все напоминает колесо в игре на шоу. Я не знаю, какая эмоция в итоге выпадет, и мое сердце выпрыгивает из груди, стуча подобно отбойному молотку, когда думаю, что вдруг выбор, на котором он остановится, будет похоть.
Наконец, он отстраняется, качая головой, как если бы был разочарован во мне. Я чувствую облегчение, но все еще пребываю во взволнованном состоянии. Разочарование намного лучше возбуждения, но ведь это все еще мой отец. Он делает ужасные вещи, когда он разочарован.
— Тебе нельзя идти на вечеринку, Корали. Тебе нельзя общаться с парнями. Они хотят только одного. Меня выворачивает только от одной мысли, что они раздевают тебя своими глазами. Я, мать твою, убью любого, кто притронется к моей дочери. И тебе известно это. А так же тебе известно, что на этих вечеринках всегда есть алкоголь. Эти придурки будут таскаться повсюду со своими стояками и мозгами, затуманенными пивом, а ты невинная, Корали. Ты такая милая. Они воспользуются тобой, понятно? — Он поднимается, проводя взад вперед ладонью по своим редеющим волосам. — Поэтому, нет. Ты останешься со мной. Давай же, поднимайся.
Я поднимаюсь, но у меня такое ощущение, что мои ноги подогнутся подо мной. Мое тело переполнено адреналином и паникой, от чего зрение ощущается ограниченным и размытым по бокам. Его настроение иногда меняется с яростного на чрезмерно любящее, и мне кажется, именно это происходит прямо сейчас. Я думаю так до того момента, пока его кулак не прилетает в меня неизвестно откуда и ударяет меня по виску. У меня ощущение, что мой мозг летает из стороны в сторону внутри черепа, подобно шарику для пинбола, ударяя о каждый флиппер на своем пути. Запинаясь, я отступаю назад, задевая край ванны, и у моего тела больше нет никакого выхода, кроме как упасть вниз. Моя спина взрывается болью, когда падаю в ванную, и весь воздух выходит из моих легких со стоном.
Плафон, что находится над зеркалом, отбрасывает сумасшедшие тени на стену, когда мой отец подступает ближе. Он склоняется надо мной, его лицо темнеет от ослепительного света, что виднеется позади его головы, и я четко понимаю, что он может с легкостью убить меня. Для него будет так просто убить меня прямо сейчас. Его разум находится в слишком темном месте; он, вероятно, пожалеет об этом позже, но на данный момент, с таким огромным количеством алкоголя в его теле, он не задумается дважды о том, чтобы отнять мою жизнь.