Она похожа на редчайшую птицу, находящуюся под угрозой вымирания, и я хочу прижаться к ней всем телом, чтобы защитить, а не получить от нее какое-то сексуальное удовлетворение. Дело не в том, что она некрасива, нет. В ней есть что-то странное, неземное, отчего у меня слегка кружится голова. Если честно, то в действительности это может быть пиво, но неважно. Я хотел бы поцеловать ее. Но еще больше мне хотелось бы убедиться, что она в безопасности.
Стягиваю через голову футболку с логотипом Nirvana, бросаю ее на пол, а потом снимаю и джинсы. Падаю на кровать поверх простыней, гадая, найду ли рядом с собой помятую хрупкую бабочку, свернувшуюся клубочком, когда проснусь.
Но когда просыпаюсь утром — в комнате я один.
Глава 9
Корали
Гумбо.
Настоящее
Шериф Мейсон — женщина, что меня почему-то удивляет. Я ожидала увидеть старого пузатого парня с пышными усами и в ковбойской шляпе. Вместо этого Аманда Мэйсон — блондинка, лет тридцати, худая, как жердь, с родинкой странной формы на лице, ниже правой скулы, похожей на крошечную почтовую марку.
— Да, официальная версия — самоубийство. Но мы собирались подождать до похорон. Сомневаюсь, что Сэм выкопает его или что-то в этом роде. Не похоже, чтобы у него хватило бы на это духу.
Очень сомневаюсь, что у Сэма хватит на это смелости. Я улыбаюсь шерифу, постукивая пальцами по документам, которые мне нужно передать в окружной морг, чтобы забрать тело отца.
— Благодарю вас, шериф. Знаю, что это немного коварно, но я ценю это. Уверена, что и мой отец тоже.
Она одаривает меня слащаво-сладкой улыбкой, поджимая губы.
— Честно говоря, Корали, я не очень-то любила твоего отца. Он устроил довольно неплохое представление, посещая церковь и помогая в общине, но чувствую плохую душу, когда вижу ее. Назовем это южным чутьем. И люди, конечно, сплетничали. Болтали, как он обращался с тобой и твоей мамой. Мужчина, который поднимает руку на женщину, теряет право называться так, если вы спросите меня. Но я не хочу никаких головных болей. К тому же люди должны быть похоронены там, где они хотят быть похоронены, независимо от того, как они умирают. Не нам судить людей в этой жизни. Это, несомненно, произойдет на другой стороне, когда мы встретим нашего Создателя.
Странно слышать, как кто-то такой молодой говорит о Боге. Наверное, я так долго отсутствовала, что забыла, что в этих краях люди чаще всего верующие. Кажется так... старомодно.
Выхожу из участка, все еще чувствуя себя измученной от столкновения с Калланом. Сейчас конец дня, так что окружной морг уже закрыт. Я не могу отвезти туда документы, не имея возможности передать их кому-то лично, и мне действительно не хочется возвращаться в отель, поэтому еду к Фрайдей. Это кажется опасным. Дом Каллана находится прямо через дорогу, как и мой старый дом. Находясь в миле от любого из этих домов, чувствую, что приглашаю неприятности и боль в свою жизнь, но мне нужно увидеть ее. Она единственный человек, способный помочь мне взять себя в руки. Такое ощущение, что все вокруг стремительно выходит из-под контроля, и если я сейчас не исправлю свою траекторию, то к концу недели буду просто развалиной.
Фрайдей открывает входную дверь, на ней огромный халат, похожий на палатку, и пара старых тапочек, волосы в огромных бигуди, и женщина размахивает лопаточкой в руке, протягивая ее мне.
— Отлично. Ты помешивай, пока я закончу хлеб, дитя.
Она, конечно, понятия не имела, что я приеду, но опять же это Порт-Ройал — кто-то всегда придет на ужин, если приготовить достаточно еды. На кухне маленький прямоугольный обеденный стол, за которым я ела в детстве, уже накрыт на пять персон.
— Ожидаешь большой вечеринки сегодня вечером, Фрайдей? — спрашиваю я.
Она подталкивает меня к огромной кастрюле с гумбо (прим. перев.: блюдо американской кухни, распространенное в штате Луизиана. Представляет собой густой суп со специями, похожий по консистенции на рагу), который пахнет невероятно.
— Ну, конечно. Ты одна из приглашенных.
На самом деле я не хочу оставаться здесь, если появятся другие люди, но опять же, какая-то компания может быть именно тем, что мне нужно. Я делаю все, что в моих силах, чтобы не напиться до одури прямо сейчас, лежа в своей стерильной двуспальной кровати.
— Ты все еще можешь приготовить так, как я тебя учила, дитя? — спрашивает Фрайдей.
Я издаю мычащий звук, вдыхая теплый, пряный, восхитительный запах, исходящий от большого чана с тушеным мясом на горячей плите.
— Конечно, могу. Хотя не так часто, как хотелось бы. Мой парень, Бен, не любит острой пищи. У него несварение желудка.
Фрайдей прекращает яростно месить тесто и кладет руки на бедра, бросая на меня крайне недовольный взгляд.
— Дитя, ты не можешь быть с мужчиной, который не ест острой пищи. Должно быть, он ужасен в постели. Никакой страсти. Никакого огня.
Я смеюсь. Мы с Фрайдей никогда не говорили о моей сексуальной жизни. Невероятно странно, что она говорит об этом сейчас.
— У нас все хорошо, спасибо.
— Просто хорошо — этого недостаточно, Корали. Ты теперь пылкая, страстная женщина. Взрослая. У тебя есть потребности, которые должны быть удовлетворены. Модный мальчик из Лос-Анджелеса, который не ест острую пищу, не сможет удовлетворять эти потребности, это ясно как божий день.
Правда в том, что Бен никогда не заставлял меня кончать. Не совсем так. Ему удавалось это пару раз пальцами и один раз ртом, но я не хочу делиться этой информацией с пожилой женщиной, стоящей по другую сторону кухни. Это будет только топливо для костра.
— Я счастлива, Фрайдей. Это ведь хорошо, да?
— Что-то не вижу, чтобы ты крутила колесо от счастья.
— Я слишком стара для этого.
Фрайдей хмыкает, яростно стуча кулаком по хлебному тесту.
— Чушь собачья! Ты никогда не бываешь слишком стар для счастья. Черт возьми, моя старшая сестра сейчас делает сальто и стойку голове. В следующем месяце ей исполняется семьдесят, и она нашла мужчину, который выпускает пар из ее ушей.
— Тьюсдей? С кем-то встречается?
Мать Фрайдей была прагматичной женщиной. Она назвала своих дочерей по дням недели, в которые они родились: Фрайдей, Тьюсдей, и Уэнсдей (прим. перевю: пятница, вторник и среда). Уэнздей умерла от пневмонии за год до моего рождения, но я прекрасно знаю Тьюсдей.
Фрайдей кивает со всей серьезностью.
— Да, мэм. Она познакомилась со своим кавалером вечером на мосту в округе Пикенс. Он пожарный в отставке, можешь поверить.
Фрайдей всегда предполагает, что мне будет трудно поверить в то, что она мне говорит. Это, конечно, оборот речи, но я чувствую тепло каждый раз, когда слышу, как она это произносит. Это напоминает мне о том, как я часами слушала ее сплетни, когда была моложе, когда мы вместе готовили, читали или смотрели телевизор в те короткие промежутки времени, когда отец разрешал мне приходить сюда.
Через некоторое время она начинает напевать, и мы погружаемся в спокойное молчание. Трудно поверить, что прошло двенадцать лет с тех пор, как мы это делали в последний раз. Хотя я поддерживала с ней связь посредством писем (нечастых) и телефонных звонков (по крайней мере, раз в месяц). Начинаю чувствовать, как меня охватывает спокойствие, пока я помешиваю, а она напевает.
В конце концов тишину нарушает громкий стук в дверь. Фрайдей бросает взгляд через плечо.
— Открой пожалуйста, дитя мое. Иначе я никогда не поставлю этот хлеб в духовку.
— Конечно. — Я иду и открываю входную дверь, сжимая лопатку так же, как это делала она, когда открывала мне дверь. И подхожу очень близко к тому, чтобы использовать ее как оружие, когда вижу человека, стоящего по другую сторону двери. — Ты, должно быть, шутишь.
Каллан Кросс держит бутылку вина, его губы складываются в натянутую улыбку. Выглядит чертовски потрясающе. На нем темно-бордовая рубашка на пуговицах с черным узором пейсли. Манжеты, которые он закатал до локтей, чуть более темного оттенка, близкого к фиолетовому. Черные узкие джинсы и пара кроссовок придают ему непринужденную атмосферу Нью-Йоркского хипстера. Он использовал какое-то средство для укрощения своих локонов. В общем, выглядит великолепно.