Выбрать главу

— Ладно. Тогда, может быть, тебе лучше лечь в постель? Ты же знаешь, как плохо бывает с похмелья, если не выспишься. — Мое собственное похмелье, наверняка, будет эпическим, но завтра мне нечего делать, кроме как сдать эти бумаги в морг.

— Да, ты права. Спокойнойночи, Кора. Люблю тебя.

— Ммм. Тебе тоже.

Вешаю трубку и в миллионный раз слышу голос Бена: «Кора, ты снова не сказала это. Ты не сказала, что любишь меня. Да что с ним такое?»

Я трижды говорила ему, что люблю его, и каждый раз это была ложь.

Мне так и не удалось забыть Каллана. Даже близко нет. За ужином, когда он сказал, что я никогда не выйду замуж, он был прав. Могу обманывать себя, думая, что это то, что мне нужно, чтобы двигаться вперед в жизни, но в глубине души я бы знала. Знала, что поступаю неправильно, потому что, как бы ни старалась, мне не удалось разлюбить Каллана. В моем сердце не было места ни для кого другого, потому что этот ублюдок владел мной с самого первого дня. Даже не пытаясь, и с целой страной, разделяющей нас, Каллан оказывал мощную и ужасающую власть надо мной, которую я не смогла поколебать. Хуже того, даже не пыталась от нее избавиться. Так долго позволяла ей властвовать надо мной и губить меня. С моей стороны было самонадеянно верить, что я ничего не могу с этим поделать, хотя на самом деле могла бы сделать многое.

Могла бы пойти к нему. Получить какое-то завершение. Могла бы говорить о своих отношениях с ним во время терапии вместо того, чтобы категорически отказываться каждый раз, когда речь заходила о нем. Могла бы попытаться полюбить кого-нибудь другого. Или, по крайней мере, постараться изо всех сил.

Конечно, есть и другие причины, по которым не могу его отпустить. Темные, ужасные, мучительные причины, о которых он даже не догадывается. Я скрывала их от него, и пока он сидел на восточном побережье все эти годы, накручивая себя из-за той дурацкой фотографии, я сидела на западном побережье, изнемогая от чего-то гораздо худшего. Но я не смогла ему сказать тогда, и уж точно не скажу сейчас. К чему это приведет? Абсолютно ни к чему хорошему.

Я планирую выпить вторую бутылку вина и лечь спать.

На середине второй бутылки планирую положить остатки в мини-холодильник, позвонить Каллану и наорать на него. Несмотря на то, как сильно хотела ее сжечь, я сохранила ту модную визитную карточку, которую он положил под дворник «Порше», так что у меня есть его номер. Могу это сделать. У меня есть так много причин, за которые я могла бы выплеснуть на него.

Остатки вина так и не попадают в холодильник. Допиваю бутылку, размышляя над вопросом, есть ли у меня проблемы с алкоголем. Дома, в Лос-Анджелесе, могу выпить несколько бокалов за ужином, но не каждый вечер. Раз или два в неделю. Нет, не думаю, что у меня есть проблемы с алкоголем. У меня проблемы с Порт-Ройалем, с Калланом, с моим покойным отцом, с призраками, с воспоминаниями и с болью, поджидающей меня на каждом шагу. Алкоголь — это временный механизм преодоления, точно так же, как заставить себя блевать по дороге в аэропорт.

Когда смываю размазанную тушь с лица, понимаю, что не могу полагаться на алкоголь или возрождение моего расстройства пищевого поведения, чтобы справиться с этой ситуацией. Это должно прекратиться. Было бы легко слишком сильно опереться на эти костыли, и тогда где я окажусь? В реабилитационном центре? Бен организует вмешательство для меня, потому что я не могу съесть никакой твердой пищи, не заставляя себя выблевать ее обратно? Ему бы это не понравилось. Как и мне. К черту это. Я боролась на протяжении многих лет терапии. Уже дважды была в кризисе и больше никогда не хочу возвращаться в это темное место. Я уже все это пережила.

Если бы только Каллан остался в Нью-Йорке. Разобраться с отцовскими распоряжениями было бы нелегко, но думаю, что справилась бы. Наверное, была бы в состоянии пройти через фарс похорон и службы, не ломая и не разрушая все в поле зрения. Может быть. Но когда он здесь, все становится в десять раз сложнее. Чувствую, что с каждой секундой злюсь все больше и больше, когда понимаю, что его появление здесь на самом деле было самым эгоистичным, коварным, жестоким поступком, который он когда-либо мог сделать со мной.

Я явно не в своем уме, когда беру телефон и звоню на стойку регистрации, чтобы вызвать такси. Позвонить Каллану и устроить ему взбучку — этого недостаточно. Мне нужно встретиться с ним лицом к лицу, чтобы он мог видеть выражение моих глаз, когда все ему выскажу. Мне нужно смотреть ему прямо в глаза, умоляя вернуться домой в Нью-Йорк.

Консьерж говорит, что они позвонят, когда приедет такси, но я слишком взвинчена, чтобы ждать в своей комнате. Накидываю куртку, хотя на улице, наверное, жарче, чем в аду, и спускаюсь в главный вестибюль, чтобы дождаться машину. Через пятнадцать минут ко главному входу подкатывает бело-голубое такси, и я сажусь в него, даже не потрудившись проверить, мое ли оно вообще. Даю водителю адрес и устраиваюсь на заднее сиденье, уставившись невидящим взглядом в окно. Кажется, водитель спрашивает меня о чем-то, но, когда я не отвечаю, он в молчании проделывает остаток пути через город.

Выйдя у дома Каллана, расплачиваюсь с ним двадцаткой и велю оставить сдачу себе. Чувствую себя отвратительно внутри, когда спешу по дорожке к входной двери, изо всех сил стараясь не смотреть на здание справа от меня. Мой старый дом с таким же успехом мог бы быть домом ужасов из Амитивилля (прим. перев.: фильм «Ужас Амитивилля» о доме с призраками). Не могу смотреть на него без паники и желания убежать от него далеко и быстро. Даже просто находясь рядом с ним, покрываюсь холодным потом от ужаса.

В доме Каллана не горит свет. Стучу в парадную дверь, используя ладонь для максимального удара, и звук глухого грохота разносится по спящему району. Такими темпами разбужу Фрайдей так же, как и всех остальных на улице, но мне все равно. Буду тарабанить в дверь, пока Каллан не проснется и не впустит меня, и мне все равно, кого еще разбужу.

В спальне наверху, через три дома от меня, загорается свет, но на втором этаже дома Каллана он упрямо остается выключенным.

— Пошел ты, Кросс, — шиплю я, хлопая по двери еще сильнее.

Никаких огней. Тишина. Вообще никакого движения внутри. Делаю шаг назад и осматриваю дом, кипя от злости. Хорошо. Он не хочет открывать эту чертову дверь? Без проблем. Так или иначе я попаду внутрь, и тогда у него не будет другого выбора, кроме как иметь дело со мной.

Огибая дом, опускаю голову и отворачиваюсь налево, все еще отказываясь смотреть на дом по соседству. Пытаюсь найти камень на клочке земли рядом с домом Каллана — голом клочке земли, который когда-то был полон цветов и прекрасных вечнозеленых кустарников, которыми Джо когда-то так гордилась. И, конечно же, прямо там, где он всегда был, замечаю большой черный камень с металлическим синим блеском — вулканит, совершенно неуместный в цветочной клумбе в Южной Каролине. Поднимаю камень, уже готовая запустить его в окно нижнего этажа, если понадобится, но когда прищуриваюсь в темноте, то вижу ту же связку ключей, которую Каллан всегда держал там для меня. Теперь они заржавели, металлическая петля, к которой прикреплены ключи, покрыта грязью, но они точно такие же.

При виде их впадаю в панику. О, черт. Может быть, мне не стоит этого делать? Может не стоит бегать среди ночи и вламываться в чужие дома? Меня могут арестовать за это. Есть все шансы, что Каллан захочет выдвинуть обвинение к тому времени, как я вытащу его из постели и начну угрожать физической расправой.

На секунду обдумываю перспективу посидеть в общей тюремной камере в участке шерифа Мейсон, а затем прихожу к выводу, что это будет стоить того, если мне удастся убедить Каллана, и он уйдет. Использую ключи, втыкая самый тонкий в замок на входной двери с такой силой, что металл сопротивляется, дверь распахивается, скрипя точно так же, как это было в детстве. Странно, что все остается по-прежнему, когда так много всего изменилось.

— Каллан! — кричу я в темноту.

Вхожу в дом, не останавливаясь, чтобы подумать, чтобы подготовиться к нападению на мои чувства, и запах этого места ударяет в меня, как удар в живот. Не старый, не сырой, не затхлый, и даже не такой, каким дом пах давным-давно. Сейчас здесь пахнет Калланом. В дальнем конце коридора старые напольные дедушкины часы, которые так любила Джо, накрыты белой простыней. После робкого осмотра первого этажа вижу, что каждый предмет мебели в этом месте также покрыт пыльными простынями. Но Каллана нигде не видно.