— Да. — Я думаю об этом. — Тогда, конечно же, адвокат знает, верно?
Шейн кивает. Пьет свое пиво.
— Я собираюсь закрыть магазин на вторую половину дня. Думаю, нам следует навестить Эзру Менделя.
***
— Не имею права обсуждать это с вами, джентльмены. Мне очень жаль, но я здесь только для того, чтобы обеспечить исполнение желаний моего клиента. — У Эзры такой взгляд. Он знает, что Шейн и я, вероятно, не из тех парней, которые покинут его убогий маленький офис с таким ответом. Шейн — гребаный плюшевый мишка, но он также довольно приличный актер. Он играл Питера Пэна в школьной постановке три года подряд, потому что все остальные дети в средней школе Порт-Ройала были ужасны. Сейчас он выглядит как злодей из фильма Гая Ричи.
— Твой клиент мертв, Эзра, — говорю я. — Мы стоим перед тобой, очень живые, очень злые и просим сделать нам одолжение. Почему бы тебе просто не оказать нам услугу и не дать нам то, что мы хотим.
Эзра грозит мне пальцем, нервная улыбка играет на его лице.
— Вы не можете просто угрожать мне, джентльмены. Я знаю вас. Как только вы уйдете отсюда, позвоню шерифу, можете не сомневаться.
Я поворачиваюсь к Шейну, изображая замешательство.
— Ничего не понимаю. Он все время называет нас джентльменами. Меня никогда раньше так не обзывали. А тебя?
Шейн качает головой.
— Нет. Может быть, психопат. Чокнутый. Но никогда не джентльмен.
Я заскочил домой и забрал бейсбольную биту, прежде чем мы отправились в адвокатскую контору Менделя, и старик теперь смотрит на нее, как на свернувшуюся змею, готовую ужалить. Честно говоря, верчу ее в руках, как будто собираюсь использовать в любую секунду.
— О, не обращай на нее внимания. Я говорил своему другу, что было бы очень весело пойти и разбить несколько шаров. После того, как мы закончим здесь, разумеется. — Я смотрю на его промежность, чтобы убедиться, что он точно знает, какие шары я имею в виду.
Эзра смотрит на телефон на своем столе, паника написана на его лице, но Шейн и я — стена мышц, стоящая между ним и его спасательным кругом. Он ни за что не позвонит, не пройдя сначала через нас, и, ну... этого просто не будет.
— Я нарушу закон, если отдам вам вещи мистера Тейлора без его разрешения, — говорит Эзра. — Я не имею на это права.
— И мистер Тейлор не имел права подвергать свою дочь физическому насилию в течение семнадцати лет. Но сейчас тут мало что можно сделать, не так ли? Я бы сказал, что перераспределение нескольких коробок с одеждой — это честный поворот, не так ли?
— Не знаю, где вы это слышали, мистер Кросс, но...
— Каллан. Зови меня Каллан. Мы все здесь друзья, верно? — Я хлопаю битой по ладони.
— Да, конечно. Каллан. Я знал Малкольма Тейлора несколько лет. Уверяю вас, хотя он, возможно, и был довольно суровым человеком, действительно не думаю, что он поднял бы руку на свою…
Мне даже невыносимо слышать, как он заканчивает фразу. Я поднимаю биту над головой и обрушиваю ее на его стол. Комната наполняется звуком трескающегося дерева и пластика. Чувствую, как кровь стучит в моих венах, слишком сильное давление в моей голове, когда я пытаюсь успокоиться.
— Если ты знаешь, что для тебя хорошо, — цежу я сквозь зубы, — больше не скажешь ни слова о Малкольме Тейлоре. А теперь, черт возьми, где вещи Корали?
Эзра Мендель сглатывает, его кадык дико подпрыгивает в горле. Шейн смеется себе под нос, широко раскрыв глаза, как будто не может поверить в то, что я только что сделал.
— Господи Иисусе, Кэл, — шепчет он.
— Эзра, я вот-вот совсем слечу с катушек. И меня мало волнует обвинение в умышленном уничтожение собственности. Также как и обвинение в нападении. Я ясно выражаюсь?
Эзра спотыкается о собственные ноги, обходя нас стороной и роясь в верхнем ящике стола.
— Да. Да, конечно. Вот. Вот, возьми это. — Он протягивает ключ Шейну, находясь при этом так далеко от меня, как только возможно. — Внизу есть замок. Коробки помечены.
— Спасибо, Эзра. Ведь это было не так уж трудно, не так ли?
Мы оставляем его там, прижавшегося к стене, белого как полотно.
Шейн толкает меня в плечо, когда я открываю замок на нижнем этаже.
— Ты же знаешь, что он всерьез собирается звонить в полицию, — говорит он.
— Он никому не позвонит. Гордость ему не позволит. — Внутри мы находим то, что ищем, и загружаем коробки в пикап Шейна. — Можем заглянуть в окружной морг на обратном пути? — спрашиваю я.
Шейн делает паузу, бросая на меня настороженный взгляд.
— Зачем? Ты не можешь разгромить морг, Каллан. Это правительственное здание. Это так не работает.
— Не волнуйся, не собираюсь я ничего громить. Просто хочу спокойно поговорить с ними.
— Черт. — Шейн выглядит так, будто у него вот-вот случится нервный срыв. —Знаешь, если меня арестуют, Тина тебя кастрирует. А потом она кастрирует меня, а я люблю свое барахло, чувак.
— Да, эта мысль приходила мне в голову. Я обещаю, что никого не арестуют.
Несмотря на это, я оставляю Шейна в машине у морга. Если эти парни не дадут мне то, что я хочу, у меня может возникнуть искушение устроить сцену, и я действительно не хочу возбуждать гнев его беременной жены. Угрожать людям бейсбольными битами и кричать на клерков морга — совсем не то, что я представлял себе сегодня, когда проснулся раньше, чертовски пьяный, все еще думая, что Корали лежит рядом со мной в постели.
Когда я толкаю дверь в морг, ошеломленная девушка лет двадцати с небольшим смотрит на меня, моргая сквозь очки с бутылкой кока-колы, как будто ее только что поймали за просмотром порно.
— Я могу помочь вам?
— Да. Мне нужно опознать тело Малкольма Тейлора.
Она тупо смотрит на меня.
— Вы член семьи?
— Нет.
— Тогда мне очень жаль, сэр, но...
— Как долго ты хочешь сидеть на этом замороженном мясе там... — Я сканирую ее странную футболку с НЛО, пытаясь найти значок с именем. Но его нет.
— Рэйнор, — говорит она.
— Рэйнор.
— По закону мы должны удерживать невостребованное тело в течение шестидесяти дней, прежде чем выпустить его для погребения.
— Ладно. Так ты хочешь, чтобы я приходил сюда каждый день в течение двух месяцев, беспокоил тебя, задавал тебе один и тот же вопрос утром, днем и ночью? Потому что именно это и произойдет.
— Э-э... я не знаю…
— Рэйнор, а что будет, если здесь отключат электричество? Что происходит со всеми телами?
— У нас есть резервный генератор, который поддерживает температуру, — медленно говорит она.
— А если и с ним будут проблемы? Кто первым придет утром и обнаружит на полу разлагающеюся, разжиженную человеческую плоть? И как сильно это будет пахнуть в разгар лета?
Рэйнор встает из-за стола, ужас растягивает ее лицо в пяти разных направлениях.
— Это было бы очень, очень плохо, — говорит она.
— Тогда, может быть, ты напишешь в своих бумагах, что я сын Малькольма Тейлора, и покажешь мне его сморщенную, покрытую инеем синюю тушу, прежде чем отправлюсь на поиски предохранителя.
Бедняжка Рэйнор. Она выглядит озадаченной.
— Не знаю, смогу ли я это сделать.
— Конечно, можешь. Ты ведь отвечаешь за бумажную работу, верно?
Она кивает.
— Тогда все проще простого. — Я приклеиваю на лицо свою самую очаровательную, самую мудацкую улыбку — ту, которая, как я знаю, нравится женщинам по какой-то странной, мазохистской причине — и крошечная улыбка трепещет на лице Рэйнор в ответ. Боже, я понятия не имею, как девушки могут смотреть в дуло заряженного пистолета и все еще хлопать ресницами, как будто они слепы к опасности, в которой находятся.
— Э-э-э... ладно, но я все еще не уверена. Это может доставить мне массу неприятностей.
— Я никому ни слова об этом не скажу, Рэй-Рэй, клянусь.
Она, кажется, забыла, что всего три секунды назад я намекал, что превращу нынешних обитателей морга в жижу, если не добьюсь своего. Вместо этого она протягивает мне какие-то бумаги, а сама звонит в морг техникам и просит их подготовить отца Корали к осмотру.
Мне приходится ждать двадцать минут, прежде чем парень в больничном халате появляется в двойных дверях позади Рэйнор и жестом приглашает меня следовать за ним.