Ну, скоро там?
И что, собственно, должно произойти?
Скорее всего, это просто шутка какого–нибудь сумасшедшего любителя шотландских замков и прочей ерунды, Симба сидит у монитора уже пять минут, и ничего не происходит, wait… I’m loading… Ну и что?
Внезапно надпись исчезла, и начало светлеть, будто всходило солнце.
А больше ничего пока не происходило.
Пока.
Может, снова нажать на Enter?
Симба ткнула в клавишу и вдруг поняла, что она идёт.
Солнце заливало лесную тропинку — утреннее солнце.
Тропинка была узкая, по обе стороны, чувствовала Симба голыми локтями — красная майка лишь закрывала плечи, — стояла густая стена леса.
Идти было просто: нажимаешь на клавишу со стрелочкой вверх и идёшь вперёд по тропинке, если нажать на стрелочку вниз, то — скорее всего — пойдёшь обратно, Симба ткнула в стрелочку, которая указывала вниз, и сразу же пошла обратно, но пока обратно ей не хотелось.
Она давно не играла в компьютерные игры, после первого месяца, проведённого за машиной, от компьютерных игр у неё болела голова.
А вот сейчас её странным образом втравили в это занятие, и она идёт, только надо бы знать куда и зачем.
И почему вокруг именно лес, а не луг, поле, пустыня, в конце концов.
Симба всегда мечтала побывать в пустыне, но ещё не побывала.
Даже на море она была всего один раз, и то — в таком туманном детстве, что об этом уже и не вспомнить.
Внезапно лес закончился.
И Симба почувствовала, что по спине у неё опять течёт струйка пота, только ощущение от этого не совсем то…
Пот, который не от жары, пот, который от страха…
Потому что за лесом начиналась улица, но то была мёртвая улица с мёртвыми домами.
Если в лесу ещё время от времени чирикали птички, то тут царила тишина, улица была пуста, окна в домах разбиты, ветра нет, солнце, небо, улица, дома, струйка пота добралась до копчика. Симба заёрзала в кресле, решая, что делать дальше.
Можно нажать клавишу со стрелочкой вниз, и так и держать её, не отпуская, и быстро–быстро побежать обратно.
А можно рискнуть.
Опять выкрасить волосы в красный цвет.
Но ещё ярче, чтобы голова пылала.
Или вообще — обриться наголо, многим это не нравится, а Симбе кажется очень ничего, временами же — очень сексуально. То есть супер!
Только волосы все равно отрастут, а что будет здесь и сейчас — непонятно.
Симба прошла мимо одного дома и подошла к следующему.
Самое смешное, что этот дом был ей хорошо знаком.
Более того, она чуть ли не полгода входила вон в тот подъезд, крайний слева.
Поднималась на четвёртый этаж на лифте и звонила в дверь.
Звоночек там ещё такой, с мелодией, па–пара–па–пам, па–пара–па–пам…
Она нажимала и ждала, а на лице у неё появлялась дурацкая улыбка.
Дурацкая, идиотская, дебильная.
Улыбка влюблённой дуры.
Влюблённой идиотки, дебилки и тому подобное.
Как бы ей себя еще назвать?
Дегенератки, вот!
Ей открывали дверь, и она проскальзывала в квартиру.
Она не знала, чья это квартира, ей было всё равно.
Просто квартира, в которой она была счастлива и в которой её любили.
Затылок заломило, Симба поняла, что вспомнила обо всём этом зря.
Есть вещи, которые положено забывать раз и навсегда, пусть даже от них и остаются следы — например, на запястье левой руки.
До сих пор она не может себе простить, что сделала это.
Оказалась такой маленькой, такой слабой, что взяла и…
Гораздо лучше брать дротики и кидать в мужское лицо.
Замечательное, красивое.
Лицо человека, который открывал ей дверь.
Подъезд был распахнут, Симба подошла к нему и задумалась.
Можно войти, подняться на четвёртый этаж и позвонить в дверь, хотя наверняка ей никто не откроет.
А можно и пройти мимо, но надо решаться.
В жизни всегда надо решаться на что–нибудь.
Нажать на Enter и ждать, что будет.
Майка стала мокрой, Симба стянула её с себя.
Она сидела в кресле перед компьютером, голая, обливающаяся потом, и хотела одного: чтобы всё это скорее закончилось.
Но выйти из игры она не могла.
Что–то ей мешало.
Wait… I’m loading…
Симба вошла в подъезд. В доме явно никто не жил.
Давно, очень давно, полгода, год, может и больше.
Когда она сама была здесь в последний раз?
Симба подошла к лифту — естественно, тот не работал.
Лестница была грязная и такая же безжизненная, как и весь дом.
Почтовые ящики на площадке второго этажа склабились как–то совсем уж мерзко, будто у них выбили зубы и выдавили глаза.