Откровенно говоря, Софию эта история утомила, но хоть на время отвлекла от тревожных дум…
Глава 5
Утро было волглым и хмурым, временами срывался дождь, потому зевак собралось меньше, нежели можно было ожидать.
София зябко куталась в кашемировую шаль — в городской управе всегда царил холод, невзирая на времена года. Эта уютная вещица, подарок покойных родителей, придавала ей сил и согревала не только тело, но и душу.
В просторном подвале был оборудован ледник, где и дожидался погребения несчастный господин Ларгуссон. Обыкновенно здесь хранили всякий хлам, который теперь спешно рассовали по углам. Мрачноватые декорации, однако постановка пользовалась успехом.
Коронер, грузный краснолицый мужчина лет пятидесяти, вместе с присяжными заседателями дотошно изучил мертвое тело. Тут же, хотя и в некотором отдалении, собралось все местное общество, изнывающее от желания высмотреть хоть что-нибудь интересное.
До сих пор обитателям Бивхейма не представлялась возможность приобщиться к столь важным расследованиям (даже коронер приехал из столицы графства!). Благородные семейства заняли лучшие места в самом подвале, а прислуга, лавочники и прочий разношерстный люд толпились на улице под моросящим дождем. Люди, гномы, гоблины, дриады и немногочисленные орки толклись у входа, оживленно переговаривались, выдвигая самые фантастические версии.
Дамы прижимали к лицам надушенные платочки, изображая подобающую дурноту от этого зрелища (что, впрочем, было совсем несложно, здесь стоял слишком своеобычный дух, с которым не справлялись ни заклятия, ни благовония), но исподтишка внимательнейшим образом изучали все происходящее. Господа также проявляли живейшее любопытство, а попутно оказывали слабому полу всемерную помощь, охотно принимаемую, что, впрочем, нисколько не мешало дамам отказываться перебраться в другое место.
Словом, для кого-то все происходящее было трагедией, но для большинства представляло собою лишь увлекательное зрелище. Совсем не зря столичные острословы именовали морги анатомическими театрами! Тела выставляли на всеобщее обозрение, и любой желающий мог их осмотреть, более того, такие посещения были в обычае и считались вполне приличным способом провести досуг. Свой резон в этом имелся, поскольку зачастую именно праздношатающаяся публика могла увидеть кого-то из знакомых и, таким образом, помочь следствию. Документы, удостоверяющие личность, не получили широкого распространения, так что полиции оставалось полагаться на случайное опознание неизвестных пострадавших. В случае с господином Ларгуссоном нужды в этом не было, что нисколько не умаляло любопытства жителей Бивхейма.
Толпа неожиданно расступилась, и госпоже Черновой представилась возможность рассмотреть тело. При жизни это был добродушный весельчак, любящий выпить и рискованно пошутить со служанками, что вызывало понятное недовольство госпожи Дарлассон. Сторож был легкого нрава и всегда гляделся мальчишкой, невзирая на свои без малого двести лет и взрослых дочерей. Встрепанные волосы, дешевая, но всегда безукоризненно чистая одежда, лукавый и чуть наивный взгляд — в господине Ларгуссоне имелось некое неуловимое очарование и безмятежное довольство собственной участью. Сторож намеревался вскорости повторно жениться, и все рассказывал, как хочет сына. Теперь от него осталось нечто обгорелое и страшное, и София испытывала острую жалость…
Покойный отличался редким для его сородичей безразличием к материальным благам, довольствуясь небольшой рентой и необременительной работой вроде охраны библиотеки. Большинство гномов владели разнообразными мастерскими и лавками, занимались кузнечным делом и разнообразными техническими придумками. Трудно представить, сколь неудобным стал бы быт без удобных изобретений практичных карликов! К примеру, не так давно мастер из соседнего городка представил свою новинку, получившую вскорости широкое распространение. Ватерклозеты превозносились как весьма современные и гигиеничные относительно, хотя некоторые полагали их чрезмерной роскошью. Среди прочих новшеств были также омнибусы, швейные машины, а также множество иных новаций.
Дама рядом с госпожой Черновой издала громкий возглас, заставив Софию вынырнуть из отвлеченных размышлений.
Вокруг возбужденно переговаривались, блестели глазами и всячески демонстрировали притворную жалость. Правила приличий требовали ужасаться и охать — и все вокруг покорно выказывали трепет и сокрушались. А молодой женщине вдруг подумалось, каково было бы жить в обществе, не сдерживаемом никакими приличиями, и от представившейся картины ей еще больше стало не по себе.