Служитель закона заметил госпожу Чернову, лишь когда она подошла к нему почти вплотную.
— Здравия желаю, — вытянулся он во фрунт, браво козырнув.
— Здравствуйте. Рада вас видеть, — ответствовала София, рассеянно кивнув. Присутствие полицейского заставило ее очнуться от сонного благолепия, навеваемого солнечным днем.
Госпожа Чернова осторожно поинтересовалась:
— Скажите, что случилось?
Констебль заколебался. Разумеется, выбалтывать служебные тайны строго воспрещалось, но слишком велико было искушение предстать перед хорошенькой дамой в качестве осведомленной персоны.
Он приосанился и признался, невольно заговорщицки понижая голос:
— Убийство.
— Убийство?! — вскричала молодая женщина, в волнении сжав жалобно хрустнувший зонтик. — Но этого не может быть! Кто… погиб?
Голос Софии дрогнул, и она требовательно взглянула на полицейского.
— И еще пожар! — присовокупил полицейский весомо, наслаждаясь своей ролью.
— Расскажите подробнее, — попросила госпожа Чернова требовательно, но констебль, очевидно, вспомнил об угрозе нагоняя от инспектора.
— Не велено, — с явным сожалением признался он, поспешно распахнув дверь.
Госпоже Черновой ничего не оставалось, кроме как поблагодарить его за любезность и прошествовать в дом.
Здесь царила лаконичная простота и геометрическая ясность форм. В ярком дневном свете комната казалась холодной и неуютной. Белоснежные беленые стены, льдистое сверкание люстры, темная мебель — будто подтаявший по весне сугроб, сквозь который проступила земля.
София в некоторой растерянности остановилась на пороге.
В комнате было непривычно тесно и шумно. Очевидно, присутствующие пребывали в растерянности, пряча замешательство за суетой, будто животные в зверинце, внезапно выпущенные из привычных клеток. Мрачный инспектор Жаров вполголоса беседовал с констеблем Фергюссоном, госпожа Дарлассон рыдала в углу, а вокруг нее суетился доктор Верцов, в своем неизменном парике напоминающий спаниеля. Взбудораженная барышня Юлия Гарышева, вторая дама-библиотекарь, незаметно подслушивала разговор полицейских и кусала губы, явно с трудом удерживаясь от расспросов и комментариев.
Софии вдруг бросился в глаза беспорядок: букет увядших тюльпанов в вазе, разбросанные подушки, неубранная посуда на чайном столе… Пожалуй, именно это убедило ее в серьезности происходящего — в иных обстоятельствах взыскательная хозяйка библиотеки ни на минуту не потерпела бы подобный кавардак.
Молодая женщина вежливо поздоровалась, стараясь не выказывать тревоги, и к ней немедля бросилась Юлия.
— Ах, София, вы даже не представляете, как я рада вас видеть! Тут такое стряслось, такое! — всполошено тараторила она, вцепившись в руку подруги.
Госпоже Черновой подумалось, что барышня Гарышева походила на породистого кролика — тот столь же восторженно попискивал, вцепившись в вожделенный кусочек сладкой моркови. Сходство усиливали всегда растрепанные рыжеватые косы девушки, неуловимо напоминающие длинные уши, а также чуть выдающиеся вперед зубы и круглые глаза.
Софии тут же сделалось совестно за некрасивое сравнение, и она осторожно обняла Юлию за плечи, слегка встряхнула и велела:
— Будьте добры, возьмите себя в руки.
София огляделась, решаясь, к кому обратиться за объяснениями, поскольку барышня Гарышева, очевидно, не могла толком ничего сказать.
Молодая женщина сочла, что госпожа Дарлассон не в состоянии отвечать на вопросы. Впервые София увидала обычно невозмутимую хозяйку библиотеки в таком волнении. Гладкая прическа гномки всегда была уложена волосок к волоску настолько тщательно, что кожа на висках натягивалась, теперь же ее шевелюра напоминала небрежно сметанный стог, из которого, будто вилы, торчали шпильки.
Молодая женщина невольно припомнила, как в Бивхейме появилась публичная библиотека, а ей самой довелось поближе познакомиться с госпожой Дарлассон. Обыкновенно цверги мало поддерживали знакомства с людьми, предпочитая держаться особняком, но обстоятельства заставили эту почтенную даму поступиться принципами.
Благонравная гномка овдовела вскорости после свадьбы, но повторно замуж не вышла, предпочитая вести дом холостяка-брата. Все свои помыслы сия добродетельная особа посвятила хозяйству. Чуть менее года назад господин Дарлассон преставился, оставив после себя немалое наследство. Основная часть капитала досталась какому-то дальнему родственнику мужского пола, а дом перешел к сестре покойного, но при непременном условии, что она организует в нем публичную библиотеку.