В полном молчании выслушав повествование инспектора, господин Рельский некоторое время напряженно размышлял. Новые сведения не пришлись ему по вкусу и мысли его были весьма неприятного свойства, но юридическая стезя научила господина Рельского трезво относиться к событиям, а ясный аналитический ум вместо бесплодных сожалений уже искал возможные способы обратить обстоятельства в свою пользу.
Инспектор почтительно молчал, не мешая его раздумьям.
Наконец господин Рельский признал:
— Полагаю, скрыть это совершенно невозможно. Но вы должны в полной мере понимать щекотливость ситуации…
Инспектор согласно кивнул, но осторожно заметил:
— Я все понимаю, однако боюсь, жители города не будут столь снисходительны…
Мировой судья встал, прошел к окну и остановился, будто любуясь открывающимся видом.
Вот уж, действительно, столп общества — фигура внушительная во всех смыслах. Впрочем, некоторая массивность телосложения с лихвой компенсировалась печатью благородного происхождения, лежащей на его высоком челе, правильных чертах лица и обходительных манерах. К тому же этот славный во всех отношениях джентльмен обладал немалым умом и — что скрывать — значительным годовым доходом.
Не оборачиваясь, господин Рельский веско заметил:
— Вам надлежит быть как можно деликатнее и поскорее очистить этих особ от всяких подозрений.
— А что, если… — полицейский запнулся, не решаясь высказать крамольные мысли.
— Это невозможно! — отрезал господин Рельский и наконец повернулся к господину Жарову. Его серые глаза были холодны и внимательны. — Полагаю, ваш долг — найти истинного преступника!
Он заметно выделил последнюю фразу, и инспектор послушно склонил голову, принимая этот завуалированный приказ. Конечно, он желал бы получить полномочия на расследование без всяких изъятий, однако выбирать не приходилось. Полицейский прекрасно понял свою задачу — обелить названных лиц, даже вопреки обстоятельствам дела…
На вкус Софии, местности вокруг Бивхейма недоставало диковатой красоты ее родных краев, однако в преобладающих в округе пологих холмах также имелась своя прелесть.
Госпоже Черновой не сиделось дома, она стремилась на волю, как птица, изо всех сил рвущаяся из клетки, раня хрупкое тельце о прутья. Молодая женщина закусила губу, поймав себя на этой мысли. С каких пор ей стало неуютно в собственном доме? Она искренне любила Чернов-парк, хотя эта старая усадьба будила слишком много воспоминаний и горестных размышлений, которые стали ее тяготить.
София остановилась у клумбы, любуясь яркими цветами, образчики некоторых из них господин Чернов привозил из своих странствий для любимой супруги. Теперь они радовали взор и вызывали радостные воспоминания о семейном счастье, но вместе с тем привносили ноту горечи и сожаления. Так оглушительно пахнут, увядая, лилии, когда к сладкому аромату примешивается запах тлена…
Молодая женщина огляделась вокруг, и ей подумалось, что поместье походило на старое уютное кресло, передаваемое из поколения в поколение. Иногда новый владелец менял обивку или мягкие подушки, но сам мебельный патриарх оставался неизменным. Он тихонько вздыхал, принимая в свои объятия очередного хозяина, и молча хранил воспоминания о том, что уже никогда не вернется…
София обвела взглядом парк, носящий следы запустения, и вздохнула. Обстоятельства вынудили ее уволить большую часть прислуги. Ныне порядок в доме и в саду поддерживался руками верных супругов-домовых Стена и Леи. Малый рост домовых, едва доходивших до колен молодой хозяйки, не мешал им расторопно управляться с хозяйством. Супруги являлись частью дома уже много лет, а потому вообразить Чернов-парк без их молчаливой заботы было попросту невозможно.
Впрочем, за это тоже приходилось платить: неугомонное семейство обожало без спросу вмешиваться в личные дела хозяев.
Вот и сейчас, едва хозяйка вошла в дом и сняла шляпку, домоправительница выскочила из кухни, вооруженная поварешкой, и поспешила доложить, дерижируя этим нехитрым орудием:
— Вас ожидает молодой джентльмен! — с неприкрытой радостью по этому поводу объявила верная Лея и, не сдержавшись, добавила шепотом: — Он не представился, но он очень, очень хорош! Только…
— Хватит, Лея! — поморщившись, София решительно оборвала панегирик гостю.
Супруги истово желали повторно выдать хозяйку замуж, и не гнушались нарушать субординацию, чуть ли не ежечасно напоминая о целесообразности такого шага. Горькие повести о протекающей крыше сарая, плодящихся мышах, прохудившемся постельном белье, многозначительные намеки на пресловутое счастье с милым рядом за месяцы вдовства изрядно поднадоели молодой женщине. Она более не желала слушать об этом!