- Я, конечно, не специалист в области поэзии и тем более не литературный критик, - начала разговор с сыном женщина, - но сразу скажу, что недурно. Для первого раза неплохо, только надо бы над текстом еще поработать. У тебя кое-где размер стиха хромает, строки рваные получаются и неровные. Это даже на слух улавливается.
- Но, мам, я же не собираюсь его в журнал или газету посылать для публикации. Всего лишь подарю своей девушке, той, кому оно и адресовано.
- Пойми, - возразила мама Семена, - поэзия - это творчество, труд. Работа, если хочешь. А любое дело надо изначально делать или хорошо, или вообще тогда не делать. К тому же ты здесь рассуждаешь о Данко. Я по школе помню, что он - персонаж третьей части рассказа Максима Горького "Старуха Изергиль", пожертвовавший собой и спасший свой народ с помощью горящего сердца. А ты собираешься жертвовать собой ради одного человека. Ей это надо? Если любовь жертвенная - она недолговечная и некрепкая.
- Ну, я хотел сказать, - стал объясняться юный поэт, - что у меня к ней любовь до гроба, понимаешь?
- Нет, не понимаю! Что значит - до гроба? Любовь с оговорками, ограничениями? Настоящая любовь, она бессмертна. И душа, оставив бренное тело, обязательно найдет на небесах свой объект земной страсти. И уже там они будут вместе навечно. Усек? А ты говоришь - до гроба.
- Ты знаешь, мама, - не унимался сын, - я совсем не могу представить себя старым. Мне кажется, что я просто не доживу до такого состояния.
- Брось, сынок, - резко сказала женщина. - Не пори чушь! Каждый человек не может представить себя стариком, потому что так устроен организм. В своем подсознании человек должен жить только настоящим и надеждами на светлое и счастливое будущее. Которое, по сути, и есть в его руках. И если человек будет здоров и жизнерадостен, то, в общем-то, он не станет обращать внимание на свой возраст. И тем более зацикливаться на этом.
После этого недолгого разговора с мамой Семен все же решил подарить свой стих Людке. Но сегодня и завтра он ей звонить не станет, как бы ему этого ни хотелось, а выдержит паузу. Пусть Семакина задумается над своим поведением.
А Людке и вправду было над чем задуматься. Когда она проснулась ближе к полудню на каком-то чужом широком диване в незнакомой квартире с тяжелой головой, тошнотворным состоянием и непроходящей сухостью во рту. Она окинула взглядом незнакомое помещение. И обомлела...
В небольшой плохо убранной душной комнате, где стоял раскинутый диван, находился маленький столик с остатками нехитрой закуски с парой пустых бутылок и бокалов. У стены на старом кресле было небрежно брошено ее выпускное платье. А на полу Людка увидела, хотя и не сразу-то поняла, что это... ее нижнее белье: узенькие трусики и лифчик. Они тоже валялись как попало недалеко друг от друга. "Что это все значит? Где я?"
- Эй! - негромко, но уверенно позвала девушка. - Есть кто?
На ее голос с сигаретой во рту вышел какой-то незнакомый парень с початой бутылкой пива в руке.
- А ты кто? - тихо спросила Людка.
- Если я тебе скажу, что я Филипп Киркоров, ты ведь все равно мне не поверишь, - спокойно проговорил Виктор, выпуская клубы дыма в ее сторону. - Доброе утречко, выпускница! Забыла, как вчера в нашей компании зажигала под коньячок на школьном дворе? Пива хочешь? На, охлади свой ночной любовный пыл.
- Пошел ты, козел, - процедила сквозь зубы Людка и, прикрываясь простыней, выхватила у него бутылку.
- Так-то оно будет лучше, - согласился Дипунов. - А про козла ты, подруга, верно заметила. Разве станет нормальный пацан сидеть в одиночестве на кухне, когда у него на диване такая красотуля лежит? А ну, двигайся...
4
Домой после выпускного вечера Людмила Семакина вернулась только вечером следующего дня. Ее мать даже и не поинтересовалась столь долгой задержкой дочери в школе. Хотя у Людки был уже заготовлен ответ. Она типа ездила кататься на второй день со всем классом на прогулочном теплоходе по Иртышу на остров Медвежонок.
Последние несколько лет Людкина мать вместе со своим сожителем любила часто прикладываться к рюмке. Их семья, по оценке завуча школы по воспитательной работе, была неблагонадежной. И, конечно же, Людкина мать не обременяла себя такой проблемой, как воспитание дочери. Скорее, наоборот, она ждала того момента, когда Людке стукнет восемнадцать.
- И тогда уже ты, Людка, можешь выбирать себе хахаля. Только не какого попало, как твоя мамка по молодости, дуреха. А надежного, с деньгами. Чтобы он и мне потом смог бы копеечкой подсобить, а что? - часто слышала Людка от матери.
Отца своего Людка не помнила, они разошлись с матерью, когда девочка была еще совсем маленькой. А потом спустя какое-то время у Людки появился отчим - дядя Женя. К падчерице он относился ни тепло ни холодно, почти никак. Но и зато конфликтов между ними никогда не было. Даже более того, мать поменяла Людкину фамилию. Потому что тогда бы она оставалась по матери Лескина. Но передавать свою фамилию Людке женщина не желала, чтобы вместе с ней к дочери не перешли те неудачи в личной жизни, которые испытали ее родители.
Настоящую фамилию своего отца Людка не знала, в глаза его никогда не видела и почти ничего о нем от матери не слышала. И с тех пор девочка была, как и дядя Женя, Семакина.
- А чего, живи и радуйся, - так объяснила свое решение женщина. - Все равно когда выйдешь замуж, то возьмешь себе ту фамилию, которая тебе понравится.
Казалось, что жизнь девушки только и должна была приносить радость. Но последнее событие в своей жизни Людку сильно шокировало. Оно просто выбило Семакину из колеи. Как так? Какой-то козел воспользовался ею, словно продажной тварью. Конечно, раскисать и впадать в депрессию Людка не собиралась. Но готова была возненавидеть всех подряд особей мужского пола. "Все они гады, сволочи, ничтожества. Поотрывать бы им их сосиски да скормить злым псам", - в сердцах думала Людка. И от этих мыслей ей как будто становилось легче. "А этот конченый тип, Виктор, еще у меня попляшет".
Но Дикунов был в расслабленном, спокойном состоянии у себя в квартире, которую ему снимали знакомые. А точнее, те люди, чьи задания он выполнял. Правда, настоящих дел-то еще не было, так, одно мелкое. Но даже из-за него важные люди снимают Виктору эту квартиру. В надежде на то, что вскоре Дипунов себя еще проявит. И время не заставило долго ждать.
Не успел Виктор еще отоспаться от выпускного и отойти от выпитого, как под вечер в его дверь постучали. На пороге стоял Смирный, он же Алексей Смирнов.
- Ну, проходи, - слегка удивленно проговорил Дипунов.
- Здорово, - шагнул в коридор Смирнов. - Я к тебе с дороги. До утра перекантуюсь, разговор есть. Дельце одно. Стол готовь. Да, тебе привет от Деда.
Виктор и сам не заметил, как на кухонном столе появилась закуска из спортивной сумки Алексея и бутылка водки.
- Садись, - на правах хозяина сказал Смирнов Дипунову и стал разливать в рюмки. - С первым делом ты справился нормально. Вот твоя доля от Деда.
И гость положил перед парнем пачку казахстанских банкнот.
- А почему в тенге? - недовольно спросил Виктор.
- А потому, что тебе, желторотику, баксы никто не даст. Сейчас курс доллара скачет и в обменниках лишний раз с зеленью светиться не резон, тем более тебе. Скажи спасибо и за это.