— Что-то же должно тут быть? Вроде кухни, столовой, буфетной или еще чего?
«Еще чего» было много.
Нижний этаж, кроме полутемной прихожей и большой гостиной, порадовал парой кладовок. В одной грудой лежали мешки с непонятным содержимым, не определяемым на ощупь. Там было темно и страшновато. А в другой имелось небольшое окошко, и в его тусклом свете — на улице уже вечерело — Люба рассмотрела вешалки с плащами, валяющиеся в углу сапоги, несколько сундуков и пару рулонов, похожих на ковры.
— Занятно… Странный какой-то набор барахла. — Она звучно чихнула и почесала нос. — Надо потом рассмотреть поподробнее. Но в мешках вряд ли еда! А значит, это мне сейчас неинтересно.
Большая добротная лестница на второй этаж с деревянными перилами и удобными ступеньками выглядела перспективно, но не настолько, чтобы искать там кухню. Все же такие помещения на верхних этажах не размещали.
— Ага! Вот ты где! — Заметив справа от лестницы неприметную дверь в стене, Юрьева дернула на себя ручку и разулыбалась. — Если есть кухня, то должна быть и еда. А значит, я ее найду!
Почти счастливая от предвкушения скорого пиршества и в попытках заглушить весьма немелодичные звуки голодного желудка, она, напевая, с маниакальностью и скрупулезностью напавшего на след сыщика принялась обшаривать сундуки, шкафы и ящички на предмет продовольственных запасов.
— И что тут у нас? Тра-ля-ля, пум-пум-пум, — мурлыкая себе под нос, заглянула Люба в большой шкаф. — Котелки и сковородки. Замечательно, но несъедобно! А вот там? — Она распахнула дверцы массивного резного буфета. — Миски, тарелки, горшки и кружки. Бяда-а-а. Есть из чего есть, но нечего есть. Ни фига не перезимуем! Так и помрем почем зря, голодаючи. Запасов-то во мне самой — одни ухи как у ослика, да и те обезжиренные. Грустно, однако.
Но голод не тетка, и Люба продолжала свои поиски, правда становясь мрачнее с каждым открытым, но оказавшимся бесполезным предметом мебели.
Как обычно и бывает в таких случаях, что-то интересное она обнаружила совершенно случайно. Просто-напросто, пробегая мимо печки, запнулась за складку домотканого цветного половичка, спихнула его в сторону по гладким доскам пола и обнаружила спрятанную дверку люка в подпол.
— Ага! Вот там-то точно должно быть что-нибудь съедобное! — обрадовалась Юрьева находке. — Что там еще-то хранить, кроме продуктов?
Как оказалось, много чего, только на первый взгляд на съедобное это было не очень похоже. Да и на второй взгляд тоже.
— Это что же тут за лаборатория сумасшедшей ведьмы? — Спустившаяся в этот подпол по расшатанным скрипучим ступеням Любовь ошарашенно рассматривала то, что смогла разглядеть в свете небольшого квадратика открытого люка. — Кто и чем тут занимался? И запах неаппетитный, гадость какая…
— Вот и мне хотелось бы знать чем! — прорычало над ее головой, и единственный источник света заслонила огромная темная фигура с горящими красными глазами. — И как ты, попавшая сюда в первый раз, нашла то, о чем никто из здесь бывавших даже не догадывался⁈
Люба взвизгнула и съежилась в комочек, прикрыв голову руками, словно пыталась спрятаться и избежать побоев.
Она будто кожей внезапно ощутила сердитое недовольство страшного неизвестного, сменившееся недоумением, а потом леденящей яростью.
Огромные руки подхватили ее и вытащили из погреба. Громко хлопнула закрывшаяся крышка, а жуткий человек вдруг принялся с рычанием сдирать с нее одежду.
Вот тут она уже заорала во все горло и начала отбиваться, кусаться и царапаться, при этом зажмурившись, потому что боялась смотреть на накинувшегося на нее красноглазого монстра. По обнаженной коже, лишившейся одежды, пробежал озноб, Любу пару раз тряхнули как котенка, а чем-то знакомый голос зло и холодно прокричал прямо в чувствительное эльфячье ухо:
— Успокойся, дура! Ничего я тебе не сделаю! Хотя как муж имею на все полное право.
Любовь Михайловна приоткрыла один глаз, увидела уже знакомое лицо притащившего ее драконистого брюнета, сжала кулаки и, не обращая внимания на свою практически наготу из-за его варварских действий, замолотила тощими ручонками по мускулистой груди в домотканой серой рубашке с вышивкой.
— Сволочь! Зачем так пугать⁈ Я чуть заикой не стала! Поседела, наверное, вся! Страшный, рычит, глаза красные, да еще и одежду рвет! Тоже мне муж! Как есть сволочь настоящая и абьюзер!
Из глаз хлынули слезы, видимо, как ни пыталась она быть оптимисткой и разобраться, как теперь жить в этом мире, нежданное нападение ее доконало. Стержень воли треснул, и Любовь превратилась в обычную слабую женщину, сломавшуюся под гнетом навалившихся перемен и обстоятельств.
Впрочем, с таким же успехом Люба могла попытаться постучать по столу или стене, разве что свежеиспеченный гадский муженек был чуть помягче и она кулаки об него не ободрала.
Хмурый дракон моментально перехватил одной ладонью обе ее кисти, зажав как в тисках.
— Прекрати, сказал! И не советую использовать свою эльфийскую магию мне во вред. У меня хорошие амулеты, и твое «азбюзар» бесполезно. Лучше береги силы для ритуала. Чем больше завтра отдашь, тем дольше я тебя не побеспокою, — рявкнул он и для острастки тряхнул еще раз так, что у Любы только зубы клацнули. Хорошо, язык не прикусила.
Девушка обмякла в схвативших ее руках, а по нежному личику из огромных серых глаз потекли сверкающие слезы.
Эндерк был в полном раздрае, не зная, что думать. Прибежал он сюда, почуяв дрогнувшие нити защитной сети драконьего поселения. Ощущения кричали, что где-то здесь таится зло, опасное для его народа.
Увидев ушастую в подполе, где, судя по запаху, варили яды и где фонило мерзкой магией хаоса, он озверел настолько, что грубо выволок девчонку наружу и остервенело, несмотря на сопротивление, содрал платье, пытаясь отыскать печать хаоситов. Эти твари пришлого бога всегда клеймили своих приспешников.
Клейма на тощем эльфийском недоразумении не было, зато Эндерк с гневом и с исподволь прокравшейся в душу жалостью заметил на бледной худенькой спине розоватые, почти зажившие рубцы, синяки от чьих-то пальцев на плече и ссадину на лодыжке.
На пару секунд ярость опять вспыхнула в сознании, но уже не на девчонку. Судя по всему, его жена, являющаяся кровной родней эльфийского владыки, до встречи с ним сидела на цепи, прикованная за ногу, как сторожевая собака. Девчонку били и, возможно, морили голодом. У его народа это считалось преступлением.
«Может, эти ушастые мрази пытались ей внушить, что мы с ней так будем обращаться? — пришла в голову горькая мысль. — Тренировали терпеть? Рассказывали, как кровожадны и жестоки драконы?..»
Эндерк пытался успокоить ее как мог. Донести до сознания испуганной девушки, что это он. Донес. Эльфийка распахнула глаза, в которых разгорелось гневное пламя, и замолотила по его груди кулачонками. Потом вместе с руганью выкрикнула что-то непонятное, похоже магическое, тут же убив в нем зародыш жалости к нежеланной, навязанной богами жене.
— Как ты нашла это место? — Дракон оттолкнул ее и швырнул девушке сорванную со стола скатерть. Эльфийское платье невесты он располосовал на мелкие лоскуты, оставив ей только нагрудную повязку и коротенькие штопаные эльфячьи панталончики, едва прикрывающие тощую, на его взгляд цыплячью, задницу этого недоразумения. — Знала? Искала специально? Признавайся!
Эндерк не ожидал, что бледная и зареванная эльфийка с упавшими на лицо всклокоченными золотистыми волосами, завернувшись в скатерть, вдруг обожжет его взглядом и яростно и храбро выкрикнет прямо в лицо:
— Да жрать я хотела! Понятно? Сам небось сытый. А меня чего кормить? Может, сдохну на вашем ритуале, да и ладно. Глядишь, за другой слетаешь, крылья есть…
Она шмыгнула носом и попыталась тыльной стороной ладошки утереть предательские слезы, опять хлынувшие из глаз.
— Я еду искала и за половик запнулась. А там люк с кольцом. В подпол же еду складывают, ну я и… — соизволила буркнуть под нос объяснения, увидев, что дракон стоит как пыльным мешком пришибленный. — В шкафах-то, кроме посуды, нет ничего. Или вы продукты не в кухне храните?