Услышав ее громкое восклицание, все находившиеся в гостиной уставились на нее.
Сьюзен сделала вид, будто увлечена игрой и выше задрала подбородок. В это же время к ней подошел Уолтер.
— Что всё это значит?! — всё ещё говоря на повышенных тонах бросилась она к нему. — К чему такие предостережения, Фокленд?!
Немного опешив от горячности своей партнерши, Уолтер принялся зачитывать свои слова.
После его реплики Сьюзен снова эмоционально заговорила, особенно в тех моментах, где заявляла о своей любви к молодому человеку. А после слов: «Тогда, на груди вашей жены, вы усыпите угрызения вашей совести…», — ладонями обхватила его голову и притянула к своей груди, хотя там и слова не было про это действие. После случая в карете, Сьюзен носила закрытый лиф, и сейчас радовалась, что лицо Уолтера уткнулось в ткань платья, а не в обнаженную часть груди.
Пока Уолтер находился в приятном шоке и наслаждался неожиданной близостью с предметом своих обожаний, Сьюзен бросила взгляд на Эттвуда.
О да! Да! В его глазах читались злость и ревность! Он плотно сжал губы и выглядел угрожающе! Значит она отомстила ему!
Довольная собой, Сьюзен оторвала от себя партнера и ткнула книгу ему в лицо.
— Продолжайте, Уолтер, — указала она пальцем на текст.
Красный как помидор, молодой человек не сразу сообразил, что от него требовалось, но потом всё же пришел в себя и, заикаясь, принялся читать свои слова.
До конца сцены Сьюзен не сбавила обороты и по полной отыграла любовь и обиду к Фокленду.
Когда Уолтер договорил последние слова, в гостиной раздались восхищенные аплодисменты. Один лишь Эттвуд стоял столбом, недовольно сложив на груди руки.
Сьюзен взяла Уолтера за руку и с задорной улыбкой вместе с ним поклонилась зрителям.
Глава 19
Дальнейшие сцены, которые разыгрывали участники пьесы, не требовали от Сьюзен участия. У нее было всего пять сцен, две из которых она играла с Уолтером, две с Эшли и последнюю — заключающую, исполняла вместе со всеми.
У Эшли тоже были две общие сцены с Эттвудом, и, конечно же она не упустила возможности сыграть их обе. Во второй сцене Эттвуд в роли капитана Абсолюта, падал перед ней на колени, любовался ее миниатюрным портретом и говорил про ее уста, которые скрепили печатью любви их обеты. А Эшли хоть и пыталась вжиться в роль обманутой Лидии, но смотрела на Эттвуда такими влюбленными глазами и с таким зардевшимся лицом, что казалось, будто Эттвуд не текст зачитывал, а признавался ей в любви.
Как же всё это не нравилось Сьюзен. И стало не нравиться ещё больше спустя несколько дней.
Все таки идея с театром была одной большой сплошной ошибкой — окончательно уверилась она. Эшли воспринимала поведение Эттвуда не как игру, а как подтверждение его чувств к ней.
— Ох, Сьюзи, с каждым днем наша привязанность только растёт! — заявила Эшли после окончания очередных репетиций. — Он так смотрит на меня! Его глаза горят огнем любви, а когда он прижимает меня к себе, я вся дрожу. Еще немного и он сделает мне предложение! Я давно поняла, что когда он произносит слова своего героя и признается в любви Лидии, на самом деле он признается в любви мне. Слишком искренне он это говорит!
— Тогда что мешает ему сказать тебе о любви не в роли капитана Абсолюта? — пыталась Сьюзи образумить Эшли, сама не понимая, что двигало ей в первую очередь — желание помочь подруге честно посмотреть правде в глаза или банальная женская ревность.
— Я тоже над этим думала и поняла в чем дело, — с озаренным лицом сообщила Эшли.
— И в чем? — выглядела Сьюзен озадаченно.
— Он ждет конца нашей постановки, когда мы сыграем ее перед зрителями и только потом во всем мне признается.
— Но почему ты так думаешь?
— Потому что он не хочет ставить меня в неловкое положение. Он же не знает, что я к нему чувствую: вдруг я ему откажу, а нам и дальше предстоит проводить время вместе и играть роль влюбленных. Он слишком заботится о моих чувствах.
Как бы логично не звучали слова Эшли, но Сьюзен не верила в предположение подруги. Но с другой стороны, и с ней, Сьюзен, он вел себя довольно сдержанно и в рамках приличий. Всё их противостояние сводилось к разыгрыванию сцен со своими партнерами, где каждый старался найти очередной маневр, который бы заставил ревновать другого.
Оба награждали друг друга самодовольными взглядами и победоносными улыбками. И чем дальше всё это заходило, тем большую надежду каждый из них давал партнеру. Нет, не могла Сьюзен винить Эшли в ее наивных суждениях. Желание досадить Эттвуду заставило Сьюзен включиться в нехорошую игру, итогом которой была игра чувствами других людей.
Пора было с этим кончать, пока всё не зашло слишком далеко. Больше Сьюзен не будет задевать Эттвуда, тем более, что это противостояние заставляло ее много думать о нем. Она уже дошла до того, что с нетерпением ждала репетиций, перед этим долго крутилась у зеркала, всегда оставалась недовольна выбивающимися из прически непослушными кудрями, а в присутствии Эттвуда волновалась и краснела. Но разве она хотела в него влюбиться? Конечно же нет! Она не собиралась дарить ему победу над собой. Да, он был привлекателен, в этом Сьюзен все таки себе призналась, он чертовски хорошо умел целоваться и даже оказался талантливым актером, но во всём остальном он не нравился ей. Ей не нравились его заносчивость и самомнение, нахальство и дерзость. Она всё время ждала от него какой-то подлости! Что он поймает ее в очередную ловушку, а затем посмеется. Как, вообще, можно жить с таким человеком?! Всё, чего ждала Сьюзен, так это представления, а потом она будет избавлена от общества Эттвуда. Она перестанет думать о нем и переключится на другие дела. Хорошо хоть заветный день случится ровно через неделю. Вся округа получила приглашение на воскресную пьесу, которая состоится двадцатого июля тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года, в доме мистера Хейли.
Чем ближе подходила назначенная дата, тем сильнее росли волнение и напряжение среди участников пьесы. Все старались как можно лучше выучить слова, по многу раз репетировали и оттачивали жесты.
И вот, когда до знаменательного события остались каких-то пять дней, случилось то, чего никто не ожидал.
«… доктор говорит, что мне нужно пару дней провести в постели и тогда головокружение пройдет. Он предполагает, что я переутомилась от постоянных умственных нагрузок и поэтому мне нужно немного отдохнуть. К счастью, я хорошо знаю свою роль и смогу скоро присоединиться к вам для генеральных репетиций, мои дорогие друзья. А вы пока продолжайте играть и ни о чем не волнуйтесь. Ваша Лидия и Эшли Барнс в одном лице.»
Сьюзен дочитала записку под звуки молотка и пилы, доносящихся из соседней гостиной, где вовсю шло приготовление к спектаклю и где слуги сооружали сцену, и посмотрела на остальных. Миссис Клэптон выглядела самой обеспокоенной.
— Бедная моя племянница! Эшли совсем не жалеет себя. Она взяла непосильную ношу не только играть роль, но и поставить пьесу. Вот ее организм и не выдержал.
— Будем надеяться, что покой поможет ей как можно скорее восстановить силы. В молодости все болезни проходят значительно быстрее чем в возрасте, — пытался успокоить миссис Клэптон мистер Хейли.
Они еще немного обсудили молодость, болезни и здоровье, а затем переключились на насущные дела театра.
Пока все молча слушали их рассуждения, Сьюзен ловила на себе задумчивый взгляд Эттвуда. Сидя в кресле и подперев голову рукой, он смотрел на нее так, словно что-то про себя решал.
— Тогда можно отрепетировать те сцены, в которых Эшли не участвует, — вставил свое слово младший Клэптон.
Эттвуд тут же поднялся с кресла и решительно заявил:
— Но именно сегодня мы с мисс Барнс должны были повторить обе наши сцены. Они слишком сложны и эмоциональны, и должны быть отточены. Если не возражаете, то я бы попросил мисс Хейли на время побыть моей партнершей. Ей лишь нужно читать текст Лидии.