— А ещё?
— Ничего. Больше ничего не вижу.
— Тогда смотри внимательно. Ты видишь эти глаза, в них хочется утонуть. А этот вздернутый носик? — провожу пальцами по ее носику. — Он такой маленький, аккуратненький, как у куколки. А губы, — касаюсь подушечкой пальца ее губ. — Я готов их целовать сутки напролет и мне будет мало.
Отпускаю руки вниз и подхватываю край кофты. Люба, поняв, что я хочу сделать, сопротивляется, просит остановиться, но я её успокаиваю и всё же стягиваю с нее кофту. На ней простой спортивный топ. Она сразу отводит глаза, то ли стесняется, то ли на себя смотреть не хочет.
— Смотри, Кнопочка, — прошу ее, — Ты словно разрисована искусным художником.
— Это неправда… — чуть слышно бормочет она.
— Твое тело как карта, его хочется рассматривать. Прокладывать маршруты, — провожу пальцами по коже от одного белого островка к другому. Ниже от груди к животу. Люба напрягается, замирает, но дыхание ее выдает, ей приятны мои прикосновения.
— Ты прекрасна, — шепчу я, разворачивая к себе. — Ты моя Любовь. Легко подхватываю ее под бедра, заставляю обвить меня ногами. Она крепко держится за мои плечи.
— Поцелуй меня, — прошу Любу. — Сама.
Какое-то время она просто смотрит, а потом тянется ко мне и целует, все ещё неуверенно, несмело. Но зато сама. Прижимаю к себе крепче, с ума схожу от этой близости. Моя девочка, моя Кнопочка.
Перед сном Люба предлагает мне постелить в другой комнате.
— Зачем, проснёмся мы все равно вместе, — заявляю я.
Она смущается и ее щеки заливает румянец. Она находит мне шорты своего отца, чтобы я мог постирать свое бельё. Я, конечно, не отказался бы спать в чем мать родила, но, боюсь, Кнопочка к такому не готова.
Устроившись в кровати, притягиваю Любу к себе, она кладет свою голову мне на плечо, а руку на грудь и начинает рисовать пальчиком узоры.
— О чём ты думаешь? — спрашиваю свою Кареглазку.
— О том, что я очень рада, что ты тут. Илья, мы старались не говорить об этом… Но… Ты можешь мне рассказать… Скажи честно, как Ника отреагировала? Она ведь хотела, чтобы ты меня увидел.
Вздыхаю, о ней говорить совсем не хочу, но понимаю, что надо. Иначе эти вопросы будут терзать Любашу.
— Она призналась. Призналась, что столкнула нас. Первый раз, чтобы я разрушил все сам. Потерял твоё доверие. Если честно, я до сих пор не могу понять, как ей удалось ввязать меня в тот спор. И когда я согласился и сказал, пусть выберет ту, что я должен напугать, она указала на тебя.
Кареглазка приподнимается на локте и заглядывает мне в глаза. Сомневается?
— Это она придумала? — ее голос тихий, словно если скажет громко, правда поменяется.
— Да, милая.
— Боже, — Люба отворачивается, даже хочет отодвинуться, но я не позволяю.
— Но у нее не вышло. И вчера опять ничего не получилось.
— Она любит тебя. Давно, — Люба не смотрит мне в глаза, ей, наверное, неприятно это говорить. И я не желаю эту тему поддерживать.
— А я люблю тебя… Давно.
— И я тебя… — бормочет она, очень тихо.
Резко переворачиваю ее на спину и вот уже нависаю сверху.
— Повтори, — Люба смотрит с непониманием.
— Что?
— То, что ты только что сказала, — она смешно прищуривает глаза. Видимо пытается вспомнить. — Что Ни…
— Нет же. Ты сказала "и я тебя".
— Нет, — она закрывает лицо ладошками. — Я не говорила…
— Я слышал, Любаша, ну скажи ещё раз.
Она раздвигает пальчики, не убирая руки от лица, и смотрит на меня через появившиеся щели.
— Ты невыносим, — бормочет она. — И вообще, давай спать.
Ее ладошки перемещаются на мою грудь и слегка толкают. Показательно вздыхаю, пусть знает, что мне грустно. Снова ложусь на спину и притягиваю к груди Кнопку.
— Ладно, спать так спать.
Я действительно почти уснул, когда услышал тихое:
— Я тоже люблю тебя, Джордан, — и лёгкое касание губ в районе сердца. Улыбнулся, стараясь не выдать, что услышал ее тихое признание.
65
Люба
Проснулась, прижимаясь к крепкому плечу Ильи. Вспоминая вчерашний день, улыбнулась. Он считает меня красивой и это всё ещё не укладывается в моей голове. Я не смогла ответить на его признание. Если честно, я была уверена, что это была только мысль, а оказывается, я сказала её вслух. Но потом, когда его дыхание стало ровным и он заснул, я всё-таки произнесла свое признание. Тихонько, чтобы не разбудить. И так хорошо мне стало и тепло, прижалась покрепче и так и заснула.
— Доброе утро, — его бархатный, слегка хриплый после сна голос запустил кучу мурашек.
— Доброе, — ответила я и приподнялась, чтобы посмотреть на Джордана.
Мне все ещё кажется, что я сплю, все это как-то нереально. Ещё позавчера я ставила крест на своей личной жизни, считая, что никто и никогда не захочет быть с такой, как я. И вот уже второе утро просыпаюсь рядом со своим Джорданом.
Стараюсь незаметно ущипнуть себя, выходит больно и я ойкаю.
— Ты чего?
— Проверяла, не сон ли это, — улыбаюсь в ответ на его улыбку.
Мне кажется, я люблю его с каждой такой улыбкой все сильнее. С каждым его взглядом, наполненным обожания, я словно цветок распускаюсь от теплого солнца. Отогреваюсь, начинаю жить.
Его руки забираются под майку и легонько поглаживают кожу. Мне страшно и непривычно, но в то же время хочется ещё. Ещё его нежных прикосновений, ласк, поцелуев. Везде. Сама смущаюсь своих мыслей. А Илья тем временем становится смелее.
— Ох, Кнопочка, знала бы ты, как я тебя хочу.
— Как? — вырывается из меня глупый вопрос.
— Сильно, Кнопочка, очень сильно, — он начинает целовать мою шею, и я приподнимаю голову, подставляясь ему. Плавилась в его сильных руках, под его губами, дыхание сбивается, когда он обхватывает грудь.
— Кнопочка моя. Нереальная моя девочка, — шепчет он. А поцелуи спускаются все ниже. В какой-то момент все прекращается, Илья упирается лбом в мой живот, а руками сжимает мои бока. — Просто крышу сносит, — бормочет он.
Ничего не отвечаю, пытаюсь вернуться в реальность. Да и что нужно говорить в такие моменты — не знаю. Глупая, неопытная. Столько книг прочитала и фильмов пересмотрела, а оказалась абсолютно неготовой.
— Пошли умываться и завтракать, — говорит Илья и первым встаёт с кровати. Его возбуждение не скрывают шорты и я заливаюсь краской.
Вставать мне совсем не хочется и я позволяю себе ещё поваляться, переварить все то, что со мной происходит. Эти изменения мне нравятся, и кажется, так легко я не чувствовала себя уже тысячу лет.
— Ты решила не покидать постель? — в комнату возвращается Илья в одних боксерах.
Он подходит к стулу, где лежат его вещи, и натягивает джинсы, а я слежу за ним как заворожённая и не перестаю поражаться его красоте. Он бросает взгляд на стол и берет в руки картину.
— Твоя работа? — он поворачивает ее ко мне.
— Да, это моя любимая, — я поднимаюсь и беру из рук Ильи картину, на которой стоит парочка под зелёным зонтом.
— Я рад это слышать, — широко улыбаясь, говорит Илья. Я непонимающе смотрю на парня. — Я рад, что именно эта твоя любимая, объясняет он.
— Почему?
— Потому что ее выбирал я.
— Не понимаю, — я действительно не могу поверить в его слова.
— Я искал тебя, даже в больницу приезжал, — его слова полны грусти. — Приходил к тебе домой, когда узнал, что тебя выписали. Встретил твою маму, она как раз несла в руках картину. А потом в магазине увидел эту… — он улыбнулся краешком губ. — Помнишь, я просил тебя найти меня по зеленому зонту?
— Ты разговаривал с моей мамой? — я была в шоке.
— И с папой тоже, — добивает он меня. Даже не знаю, почему эта новость так выбивает из колеи. Но я и правда этим взволнована.
— Люб, ты чего?
— Не знаю, — пожимаю плечами. — Все так необычно… И… — я возвращаю картину на стол и обнимаю Илью. Обхватываю его, сцепив руки у него за спиной, и крепко прижимаюсь. — Спасибо.