– Что ты…
Шикаю на Деб и напрягаю слух. Похоже, какие-то стихи.
– Он странствовал по воле Глорианы, он Королеву Духов звал своей [3]…
– Шекспир или что-то вроде него? – шепчет Деб, а затем отпихивает меня и открывает дверь пошире.
– Деб, тихо, – шиплю я.
Смотрителям не положено шпионить за гостями. О такой работе на лето можно было только и мечтать, и порой меня охватывает страх, что мы с Деб напортачим, и кто-нибудь из гостей пожалуется родителям Шерри.
– …он в дальние наведывался страны, а сам в душе стремился только к ней, и взгляд ее был для него ценней… сильней… Да чтоб тебя! – Остановившись, гость отхлебывает пива.
А он из мажоров – выговор аристократический, как у Хью Гранта.
Деб прыскает в кулак, и гость замирает. Ахнув, оттаскиваю ее от двери.
– Да успокойся ты. – Волоку Деб обратно в гостиную. – Давай не будем его бесить в первый же день.
– А парень ничего, – заявляет Деб, плюхаясь на диван.
Как почти вся мебель в квартире, диван когда-то стоял в доме, а затем был отправлен сюда, когда мама Шерри затеяла ремонт. На лиловом бархате правого подлокотника красуется огромное пятно от красного вина – но тут мы с Деб, к счастью, ни при чем.
– Это ты по ногам поняла?
Деб кивает.
– Ступни и не о таком еще расскажут.
Типичная фразочка Деб, в которую лучше не вдаваться, а то такого узнаешь…
– Так что, остаешься, сраженная сексуальными лодыжками?
Деб задумывается на мгновение, потом качает головой.
– Мажоров в шортах и дома навалом. А я мечтаю о длинноволосом французе-хиппи.
– Когда же тебе это надоест? – спрашиваю я, прижимая к груди подушку.
– Ты про что?
– Ну, скажем так, интрижки…
Деб вытягивает ноги на диване. Лак на ногтях облупившийся, на обеих голенях синяки. Смуглый оттенок кожи Деб унаследовала от отца – ее дед по отцовской линии был из Ганы, – а я бледная, как поганка. Вообще-то, мы сводные сестры, но меня раздражает, когда про это напоминают. Деб моя родная душа и мой лучший друг, и единственный человек, кто меня по-настоящему понимает. Я же ее опора, и ко мне она всегда возвращается. Так что мы родные друг другу на все сто.
В детстве я терпеть не могла, когда приходил отец Деб. Они гуляли в парке или ездили в город, а меня с собой не брали. Папа волновался и грустил, пока Деб не возвращалась, тогда они играли в железную дорогу, и снова все было хорошо. Как бы ужасно это ни звучало, но я радовалась, когда мама ссорилась с отцом Деб. Мне исполнилось восемь, и он наконец совсем перестал приходить, и Деб попросту вычеркнула его из своей жизни – вторых шансов она не дает.
– А с чего мне должно надоесть? Разнообразие же.
– Тебе не хочется настоящих отношений?
– Настоящих? А сейчас что не так? Я знаю, кто я и чего хочу. Мне не нужен какой-то парень, чтобы сделать меня полноценной, никаких вторых половинок.
– А детей ты не хочешь?
– Не-а. – Почесав живот, Деб поднимает голову к потолку. – Вот в этом я уверена. Никаких детей. Никогда.
Деб все-таки отправляется в Ним, но что ее потрепанная арендованная машина уезжает, я узнаю только по звуку заводящегося двигателя. Сестра не очень-то любит прощаться. Точнее, она не любит объятья, а при прощаниях это вроде как принято. С самого детства мы лишь отправляем другу друг сообщение и обязательно постфактум. Мне это даже нравится – мы вообще редко пользуемся мессенджерами, а потому наша переписка очень милая. Так что отправляю ей сообщение.
Пока, люблю. Если что, звони.
Чао-какао. Буду нужна, пиши.
Обычно мы с Деб представляемся гостям, как только они приезжают, но в этот раз я решила подождать до ее отъезда. Зачем знакомиться с двумя смотрительницами, если второй все равно не будет.
Из квартиры в кухню главного дома ведет узкая винтовая лестница, и дверь с нашей стороны всегда заперта. Я поднимаюсь и громко стучу, а то бывали случаи. Вхожу как-то раз на кухню, а там шотландец с пивным животом лопает печенье, голышом.
– Здравствуйте! – кричу я. – Мистер Эббот?
Тишина. Отпираю дверь и осторожно вхожу.
Никого. Ох и бардак: огрызки багета, пустые бутылки, сырные корки, кусочек масла растекается в лужицу. Неодобрительно цыкаю, но тут же одергиваю себя – не хочу быть похожей на свою же мать.
Я грызу хлеб и навожу порядок. Кем бы ни был наш гость, убирать за собой он не привык. А еще он пьян, судя по количеству пустых бутылок. Закончив с уборкой, я настороженно замираю посреди кухни. Тишина, только сверчки стрекочут. Даже непривычно, обычно дом полон звуков. Иногда постояльцы ездят в город, но к вечеру возвращаются, да и Деб чаще всего здесь.