— И ты, разумеется, его послушал. — Голос Тори звучал обвиняюще. Только она обвиняла не Винса, а скорее себя саму. За свою наивность и слепоту.
— Нет, — спокойно возразил он. — Я решил приглядывать за тобой... Но мне пришлось уехать на пару недель в Штаты, а когда я вернулся и справился о тебе, оказалось, что ты уехала из страны. Мне и в голову не приходило, что ты поменяешь гражданство. Ты была такой юной, такой ранимой, неприспособленной...
— Но я повзрослела, Винс, — заметила с горечью Тори. — И очень быстро.
— Да, наверное.
Тори удивленно взглянула на Винса. Ей почудилось в его голосе если не сочувствие, то понимание. В который раз она поразилась его проницательности. Откуда ему знать, как тяжело было ей, наивной девочке, совершенно одной в незнакомой стране?
— Ты могла бы вернуться к своей семье, — продолжил он и добавил полувопросительно: — Может, мне все-таки стоило попытаться тебя убедить? Не знаю... Но ты всегда мне перечила, да, Виктория? Я так и не понял, за что ты меня возненавидела. И, честно сказать, терялся, не знал, как справляться с той злобой с влечением пополам, которую ты испытывала ко мне, к человеку, который все-таки был двоюродным братом твоей матери.
— Нет! — едва ли не выкрикнула Тори, но они оба знали, что прав все же Винс.
Он рассмеялся и ласково привлек ее к себе. Сначала она удивилась, потому что даже не представляла, что он может быть таким нежным. А потом у нее все перевернулось внутри — она решила, что он собирается поцеловать ее. Но Винс просто прижал ее к себе. Осторожно и бережно, как ребенка. Это вышло так естественно и просто, как будто всю жизнь он только и делал, что держал ее в объятиях... Тори опустила голову ему на грудь, наслаждаясь теплом его сильного тела. Ей было приятно, что он гладит ее по волосам...
Откуда в нем столько нежности?! Куда подевались сто обычные презрение и злость? Она больше не чувствовала в нем стремления наказывать и подчинять ее себе, пусть даже это отвечало ее собственным потаенным желаниям... Сейчас ей было так хорошо.
— То есть теперь ты мне веришь? — прошептала она, зарывшись лицом в тонкий шелк его рубашки. От него восхитительно пахло. Пряный, слегка экзотический аромат тонкого одеколона. Запах мужчины, уверенного в своей силе. — А что изменилось? Ты увидел, как я рыдаю в раскаянии?..
— Нет. — Ответ его прозвучал твердо, без малейшего колебания. — Я убедился во всем еще раньше.
— Когда? — Тори удивленно подняла глаза.
— Не могу сказать точно. Так, постепенно. Некоторые детали, отдельные фразы. Твоя увлеченность поэтами романтизма. Роджер их обожал... После того, как с ним случился последний удар, он только и делал, что целыми днями читал поэзию. Потом, стихотворение, строки которого ты процитировала в тот день в долине, было его любимым.
Так вот почему он тогда едва не врезался в изгородь!
— Но даже если бы у меня еще оставались какие-то сомнения, то фотография матери Роджера, Виктории, твоей прабабки, рассеяла их. Кстати, тебя назвали в ее честь.
— Это она надписала ту книгу, которую ты дал мне почитать?
— Которую я тебе отдал: она больше твоя, чем моя.
Тори удивило, что он так сказал. Хотя, с другой стороны, она все же наследница по прямой, тогда как он...
— Похоже, тебе от прабабки досталось не только имя. — Винс выдержал паузу, интригуя Тори. — На той фотографии ей лет двадцать пять, не больше. Но она вся седая. Как и ты.
— Правда? — просияла Тори, но тут до нее дошло, что он мог бы сказать ей это и раньше. — Почему же ты молчал?! — с возмущением воскликнула она.
— Может, потому, что ты сама вела себя соответственно... Вбила себе в голову, что я считаю тебя самозванкой и, как бы ты ни старалась, меня не переубедить. А может... — Винс схватил Тори за плечи, не давая ей отстраниться, — потому, что мне нравилось тебя злить, — признался он. — Я думал, что ты заявилась сюда, чтобы отхватить свою долю наследства. Вот я и решил, что ты заслуживаешь, чтобы как следует над тобой поизмываться. Тем более после всего, что пришлось выстрадать Роджеру.
Да, Винс был очень привязан к Роджеру. И именно из-за него так паршиво отнесся к ней.
— Мерзавец, — выдавила она.
— Не отрицаю, — согласился он и улыбнулся.
Он знал, что Тори несмотря ни на что, бессильна перед ним. И, вероятно, чтобы доказать себе... и ей, что она не способна ему сопротивляться, он наклонился и нарочито нежно поцеловал ее в губы. Уже не владея собой, Тори прижалась к нему. Их поцелуй длился целую вечность — с нарастающей, ненасытной страстью, которая упорно рвалась наружу.
Винс был единственным, кто остался из ее семьи. Вот почему ей так хотелось, чтобы он любил ее. Теперь Тори это поняла. И она поняла кое-что еще: одной братской любви ей мало. Она жаждет большего...