— Не останавливайся. Пожалуйста... — Почувствовав, что Винс собирается отстраниться, Тори запустила пальцы ему в волосы и не дала оторваться от своей груди. — Пожалуйста...
— Что? Чего ты хочешь?
Его дыхание щекотало ей грудь, и это тоже ее возбуждало. Она даже представить себе не могла, что можно так хотеть мужчину. Ее волосы разметались серебристым шелком по цветущему вереску. Щеки горели.
— Люби меня, — прошептала она, отдаваясь во власть сжигающему ее желанию.
Только так и никак иначе она сможет унять это мучительное вожделение, этот первозданный голод, терзавший ее естество... Она вся подалась ему навстречу, когда губы Винса обожгли кожу у нее на животе.
Он расстегнул юбку и принялся стягивать ее — медленно, очень медленно, — лаская каждый дюйм обнажающейся кожи. Его ласки были настойчивыми и умелыми. Он знал, как доставить женщине удовольствие. Он знал, что надо делать... И Тори буквально сходила с ума.
Не сознавая, что делает, она расстегнула ему рубашку и провела рукой по курчавым черным волоскам у него на груди. Это было восхитительное ощущение. Ей так нравилось прикасаться к нему, к его гладкой, как будто бархатистой коже.
— Пожалуйста, — умоляла она, уже не в силах выносить эту сладостную муку. Это было как бред, как безумный сон...
Винс улыбнулся, довольный: ему нравилось, что она умоляет его. Но это была вовсе не торжествующая улыбка. Она была нежной и трогательной. Его взгляд горел тем же желанием, которое пылало и в Тори.
— Я не собирался заниматься с тобой любовью здесь... — Он задохнулся, когда дрожащие пальцы Тори скользнули вниз по его спине. — Мне казалось, я умею владеть собой. Но я просто не смогу удержаться... — Винс на мгновение нахмурился. — Ты уверена, что хочешь этого именно сейчас. А если забеременеешь?
«Это будет прекрасно! Я хочу, чтобы во мне была частичка тебя. Твой ребенок!» — Душа Тори кричала об этом, но вслух она не произнесла ни слова. Лишь застонала, и все ее тело выгнулось ему навстречу. И это судорожное движение сказало ему обо всем красноречивее всяких фраз.
Она даже не поняла, когда он разделся. Но уже через мгновение оба лежали, обнаженные, на постели из смятой одежды и вереска. Их любовь была столь же естественной и свободной, как и свет заходящего солнца, омывающий землю. Где-то снаружи пела птица, и ее чистые трели вплетались в стоны их страсти.
А когда он наконец взял ее... Тори даже не успела сказать, что он ее первый мужчина, что до него у нее не было никого... Вернее, не знала, как объяснить, что она все еще девственница... и это в двадцать семь лет!.. Когда он взял ее, не было ни боли, ни страха. Она приняла его с такой радостью и готовностью, как будто именно в этом и заключалось ее предназначение, как будто всю свою жизнь она готовилась именно к этому ослепительному мигу — слиться с Винсом в любви и полностью в нем раствориться. А когда они оба одновременно достигли вершины наслаждения и волна утоленной страсти отхлынула, Тори расплакалась слезами чистейшей радости, облегчения и любви.
Они еще долго лежали молча, обнявшись. А потом Винс вдруг рассмеялся.
— Лучше нам поторопиться со свадьбой. Просто так, на всякий случай. Ты кого-нибудь хочешь пригласить? Того, кого тебе будет особенно приятно видеть на своей свадьбе?
— Да нет. — У нее было несколько друзей, но не настолько близких, чтобы срывать их за тысячи миль с другого конца света. — Разве что только тебя, — улыбнулась она. — Если ты не передумаешь...
Тори никак не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
— Ну, уж нет, не дождешься! — Он произнес это с той знакомой ей решимостью, которая сквозила в каждом его поступке и слове.
Его руки уже снова ласкали обнаженное тело Тори, возбуждая ее.
Сомнений не осталось: он действительно был околдован, одурманен их близостью, опьянен ею, Тори... Это чувствовалось во всем. Дикий огонь полыхал у него в глазах. Страсть, рвущаяся наружу, заставляла дрожать его голос.
Он мой. И всегда будет моим, думала Тори, не в силах заснуть в ночь накануне свадьбы. Она вышла в сад и долго смотрела на холм, где в заброшенном домике без двери и крыши впервые познала любовь Винса. Где он предложил ей стать его женой. Это место навсегда останется для нее священным. Она чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Ничто не могло омрачить ее счастья. И немного зловещая фраза свадебного обряда, которая непонятно с чего вдруг всплыла у нее в сознании: «Быть вместе и в радости и в горе», — казалась просто красивой принадлежностью ритуала. Потому что у них с Винсом не будет горя, а только одна радость.