Где-то в одиннадцать часов вечера я легла спать. Заснуть удалось сразу, но только сон был беспокойный. Я постоянно вертелась с боку на бок, вздрагивала и вскрикивала. Во сне у меня было такое ощущение, что я падаю в какую-то пропасть с большой высоты, а когда я почти долетала до земли, уже предчувствуя своё падение, просыпалась, и потом снова забывалась сном. Невидимый мне палач заносит меч над моей головой, которую я склонила на плахе. А то мне и вовсе снилось, что чьи-то руки крепко сжимаются на моей шее, всё сильнее и сильнее, словно тиски, перекрывая воздух. Я снова просыпаюсь, принимаясь ощупывать свою шею. Уснуть снова удалось только через два часа. Пришлось прибегнуть к одной из успокаивающих настоек Деметриоса. Сны перестали мучить. Уж лучше вообще закрыть глаза и видеть во сне только чёрный туман, чем постоянно просыпаться от ощущения страха, который хлипким холодом терзает душу.
- Ты не спишь? - услышала я сквозь сон мужской голос. - Фьора, пришло время. Вставай. Пришедший начал тихонько толкать меня в плечо, но я лишь недовольно застонала во сне и перевернулась на другой бок. - Фьора, вставай, лентяйка маленькая! - человек, в котором я узнала Игнасио Ортегу, когда еле открыла опухшие ото сна веки, сдёрнул с меня одеяло, но я тут же отобрала одеяло обратно, потому что была без ничего. Совсем. Это подразумевает то, что на мне не было даже рубашки. - Игнасио, я же не одета! - А в костюме Евы тебе даже лучше, - чёрные глаза Игнасио зажглись плотоядным огнём. - Боже, как ты хороша! Ты бесподобна! - Игнасио резко стянул с меня одеяло, припав губами к моему животу, чуть касаясь языком пупка. - Ты что делаешь? Оставь меня! - запаниковав, я принялась вырваться, но он крепко придавил меня к кровати, зажав рот рукой, и запечатлев поцелуи на шее, ключицах и плечах. Игнасио слегка покусывал мочку моего уха, медленными движениями ласкал языком ушную раковину, приведя меня в оцепенение. Его руки ласкали моё тело. Бёдра, низ живота, шею, плечи и грудь. - Игнасио, что ж ты делаешь? - попыталась я воззвать к его благоразумию. - Остановись! Но он заткнул мне рот страстным глубоким поцелуем, касаясь языком дёсен и кончика моего языка.
Я всячески извивалась под ним и выгибалась дугой, чтобы избавиться от груза, который давил сверху. Ценой немалых усилий мне удалось высвободить руки, которыми я потянулась к графину, стоявшему на моей табуретке, рядом с кроватью, но Игнасио успел схватить мои руки и отвести их выше головы. Он-таки заметил, как мои руки вожделенно тянулись к графину, чтобы ударить им его!
Бесполезно! На некоторое время оторвавшись от меня, но не отпуская, Игнасио принялся стаскивать с себя сутану. Он так спешил от неё избавиться, что у меня создалось ощущение, будто одежда душит его. У него на раздевание ушло мало времени. Но вот его руки неплотно сомкнулись вокруг моей шеи, горячие губы касались моих щёк и лба, закрытых век и кончика носа. Ортега спускался ниже к груди, продолжая меня удерживать. Когда он несильно прикусывал мои соски, я не могла сдерживать слабых стонов, вырывающихся из моей груди, против воли.
Я ощущала какую-то внутреннюю раздвоенность. Одна часть меня этому всячески противилась и негодовала. Я хотела, чтобы меня оставили в покое. В мои планы не входило становиться полюбовницей монаха-расстриги! Боже, я не так себе всё представляла! Я бы никогда не подумала, что Игнасио решится принудить меня к близости с ним! Но вторая часть меня трепетала, охотно откликаясь на грубые и призывные ласки Игнасио. Я чувствовала возбуждение в каждом сантиметре своего обмякшего тела, которое грозило спалить меня изнутри! Как бы я ни пыталась бороться, а сладкая истома окутала меня, словно кокон. Чёрт возьми, моё тело предало меня! Я лежала, пытаясь собрать воедино остатки своего разума, в то время, как Игнасио целовал внутреннюю сторону моих бёдер.
То, что происходило, было неправильно! Я не должна! Я замужем, и должна остаться верной мужу, хотя бы телом, вовсе не потому, что люблю его. Хотя бы ради того, чтобы его можно было попрекнуть моей верностью ему. Вот тогда я нанесу Филиппу по-настоящему сильный удар! - Нет, Игнасио, прошу тебя... - прошептала я, зажмурив глаза, чтобы он не увидел, как они наполнились слезами. - Если ты хоть немного меня любишь... Но он словно не слышал меня, лаская запястья, гладя щёки и мешая говорить, целуя в губы. Его левая рука обхватила мой затылок, приближая мою голову ближе к нему, а правой рукой он раздвигал мне ноги. - Отпусти меня, не надо! - я вырывалась из его объятий, отбивалась руками и ногами, пихая его в бока, живот и грудь. Царапала его и кусала. Это помогло. Не ожидавший от меня такой атаки, Игнасио ослабил хватку, а я скатилась на пол с кровати. - Игнасио, пожалуйста, не делай этого... - просила я срывающимся голосом, поднимаясь с пола, и торопливо одевая на себя короткую рубашку, кальсоны и зелёный костюм для верховой езды, который валялся рядом с кроватью. Обув сапоги, я подошла к открытому окну и села на подоконник, глядя в небо. Вновь полностью одевшись, Игнасио подошёл к окну и снял меня оттуда, поставив на ноги. - Фьора, что не так? - спрашивал он, стараясь скрыть гнев за напускным спокойствием. - Игнасио, это грех - прелюбодеяние... - Но твой муж не достоин твоей верности! - воскликнул он, грубо встряхнув меня, схватив за плечи. - Я это знаю, - прошептала я, утирая слёзы. - Но если и уходить от мужа, то с чистой совестью. Игнасио, у меня осталась только честь, понимаешь? - спросила я его горько. - Больше ничего. Ты не забеременеешь после близости, а вот я вполне могу. Как мне тогда быть? Я буду опороченной в глазах всех... - Фьора, так это же хорошо! - воскликнул восторженно Игнасио, подхватив меня на руки, покружив немного в воздухе, а потом опустил на пол. - Ты забеременеешь, тогда искать повода для расторжения твоего брака не придётся! - Но Игнасио, я же буду навечно опозорена, как женщина, которая утешалась в объятиях монаха-вероотступника, в отсутствие мужа... На нашем с тобой ребёнке будет клеймо приблудного... Ты этого хочешь? - Фьора, но мы же всё равно поженимся, когда я отрекусь от сана, а ты освободишься от уз брака.