Я видела себя законодательницей мод при бургундском дворе... Ага, держи шире карман, дура сентиментальная! Мой муж и не думал забирать меня к нему на родину, представлять при дворе и вообще жить со мной, звать меня своей женой. Смерть на поле боя была ему милее меня, женщины, рождённой от кровосмесительной и прелюбодейной связи брата и сестры, Жана и Мари де Бревай... Вряд ли бы моего мужа волновало то, что я связалась с монахом Ортегой. Его не волновала я, с чего его будет волновать то, что его законная нелюбимая жена, некая донна Фьора де Селонже, оказалась во власти человека, который совершенно не умеет сдерживать своих желаний? Что Филиппу до того, что Игнасио Ортега хотел меня убить за то, что я не отдала своё тело, в благодарность за подстроенную гибель Марино Бетти и Иеронимы Пацци? Это в моих глупых и наивных мечтах Филипп убьёт собственноручно любого, кто хоть волос на моей голове тронет... Вечер ещё не наступил, но я легла спать, не съев за день больше ни крошки. Поскорее бы вернулись Деметриос, Эстебан и Самия!
Глава 15.
Деметриос, Эстебан и Самия пришли ближе к вечеру. Только тогда я покинула свою относительно безопасную спальню. Ни за что не останусь больше наедине с этим полоумным монахом! - Фьора, а что за лента у тебя на шее? - спросил Эстебан, когда мы сидели за столом на кухне и ели жареного цыплёнка, запивая пищу вином. - Нравится? - я расправила бант. - Сегодня сделала. Было нечем заняться, - я старалась не терять беззаботного вида. Самия с подозрением посмотрела на мой левый висок и на красующуюся на нём ссадину. Как раз этим местом и ударил меня Игнасио сегодня в ванной о лохань. - Фьора, а ссадина на виске у тебя откуда? - обратил на это внимание уже Деметриос. Надо же, какой у Деметриоса острый глаз! Заметил, что меня монах со всей дури приложил! Я только открыла рот, собираясь рассказать обо всём, что произошло между мной и Игнасио в ванной, но я раздумала воплощать своё намерение, когда сам Игнасио вошёл в кухню и сел за стол, напротив меня. - Я ударилась, - соврала я, поколебавшись только несколько секунд. - Ударилась? - не поверил Деметриос. - И как же так произошло? - Я вышивала бисером, но он у меня рассыпался. Тогда я принялась собирать его с пола, а когда поднималась, задела виском угол стола, - я ощутила, как щёки у меня запылали, окрасившись румянцем. - Об стол, значит, ударилась? - уточнил Деметриос, как-то странно глядя на меня. Очень пристально. - Да, - стояла я на своём. - Об стол... При этих моих словах монах странно на меня покосился. Я ответила ему взглядом, полным гнева и презрения. - Что ж, Фьора, осторожнее в следующий раз, - сказал Деметриос. - Не стукнись об стол. - мне показалось, что греческий учёный что-то заподозрил.
Не решаясь выдержать мой взгляд, Игнасио переключил своё внимание на анжуйское вино и жареного цыплёнка. Всё с ним понятно. Не может смотреть в глаза женщине, на которую он поднял руку и которую едва не утопил. Если Ортега такой трус, то пусть прячет от меня взгляд своих бесстыжих чёрных глаз. То-то же! Знает кошка, чьё мясо съела. Пока никто не видит, я показала Игнасио язык и принялась доедать свой ужин. Монах даже покраснел. Вот пусть помучается! Пусть помучается так, как мучаюсь я! Эх, Игнасио, ты многое разрушил своими руками. Сам и по своей вине лишился того, что я была готова тебе отдать: любовь, верность, руку и сердце, душу и тело... Я была готова любить тебя, пусть и вопреки мужу. Многое ты, Игнасио, пытался утопить в той ванной комнате. Ты окончательно утопил мою веру в любовь... Утопил только что зародившееся в моей душе доверие к тебе. Пожинай теперь плоды своих поступков.