Глава 4.
POV Фьора. 7 день. С самого раннего утра шёл частый ливень. Как будто из ведра. Всегда такое чистое, голубое и безоблачное небо затянули свинцовые тучи, скрыв солнце. Яростные порывы ветра врывались в мою камеру через зарешёченное окно, пробирая до костей, а капли дождя попадали мне на лицо и одежду, на пол камеры и подоконник. Словно вместе с солнцем скрылась за тучами моя бодрость. Наверно, это глупо, но когда солнечные лучи ярко светили в окно моей камеры, я обретала присутствие духа. Мне снова хотелось жить, радоваться, даже любить... Как будто солнце было для меня предвестником чего-то хорошего, что положит конец всем моим бедам. Почему-то у меня появлялась уверенность в том, что всё наладится, что всё не напрасно и у меня всё обязательно получится. Я выберусь отсюда. Даря тепло моему телу, тёплые лучи солнца вновь вселяли надежду на лучшее, в сердце... Утро для меня перестало быть добрым с тех пор, как погиб отец... И по сей день! Я развлекала себя тем, что делала человечков из соломы. Каких? Да самых разных: Марино Бетти, Иерониму Пацци, настоятельницу из монастыря Санта Лючия, Пьера де Бревая и Рено дю Амеля, Карла Смелого и Филиппа де Селонже. Фигурки напоминали своих прототипов лишь отдалённо. Что до Смелого, Рено и Пьера, то они были абстрактными, так как я не знала, как они выглядят. А потом я уничтожала плоды своих трудов без всяких сожалений. Это помогало мне снять накопившееся напряжение. В обед меня пришёл навестить мой испанский монах Игнасио, шанс на свободу. Он застал меня как раз в тот момент, когда я пререкалась с Витторио. Вот же скопидом старый! Воды, мыла, мочалки и простыней ему для меня, видите ли, жалко! А потом я изображала из себя Vittima innocente del mondo crudele (невинную жертву жестокого мира - ит). Игнасио моё маленькое представление впечатлило. Боже, неужели ему мама не объяснила, что не всем юным красивым девушкам, попавшим в беду, можно доверять? Но мой план сдвинулся с мёртвой точки. У меня есть мужская одежда, Игнасио нашёл мне временное пристанище. Благодаря ему режим моего пребывания в тюрьме смягчили. Приносили более вкусную пищу, тёплые одеяла и тазы с водой, чистые простыни, мыло и мочалку. Головой ручаюсь, что последователь святого Доменика пустил в ход деньги! Иначе с чего бы это мне сделали такие поблажки? Ближе к вечеру, когда ливень прекратился, меня даже вывели во внутренний двор тюрьмы под конвоем из десяти человек, чтобы я могла подышать свежим воздухом. Какая доброта! Какая неслыханная милость к запятнанной женщине, которой и жить-то осталось одну неделю! Очень мило с их стороны, что они решили скрасить мои последние дни. Это выглядит так, будто волки пожалели зайчонка, которому всё равно суждено стать обедом. Фальшиво и мерзко... Иных слов я подобрать не могу. Так, в полном бездействии, я и провела время. Делала фигурки из соломы, а потом рвала их на части. Помогало избавиться от злобы. Опять пыталась взяться за дрессировку крыс. Но грызуны вконец обленились. Легла спать где-то в полночь, но заснуть удалось не сразу. Меня мучили кошмарные сны. После гибели папы я не помню ни одной ночи, чтобы мне не снилось ничего ужасного... Больше всего я боялась, что испанский монах заглянул в самую глубь моей почерневшей души и узрел истинную мою сущность. Я боялась, что он лишь тешит меня ложной надеждой на освобождение, чтобы добиться от меня желаемого - моего тела, а потом оставить доживать в тюрьме свои последние дни перед сожжением... Я боялась, что мой план пойдёт прахом, а виновные в гибели моих настоящих родителей и приёмного отца Франческо Бельтрами, которого я очень любила, останутся безнаказанными... Что эти подонки будут разгуливать по белому свету, наслаждаться жизнью и всеми благами, которые она может им дать, дышать воздухом и делать вид, будто ничего не произошло. Но робкая надежда на свободу жила где-то в глубине моей души. Поэтому я, от греха подальше, убрала под подушку мужской костюм для верховой езды, плащ и сапоги. Запретив себе даже мечтать о побеге, чтобы не терзать лишний раз душу, я легла спать. Сквозь сон я услышала скрип замка, повернувшийся в замке ключ и чьи-то шаги. Похоже, что посетитель направляется ко мне... Я не знала, что мне делать. Леденящий кровь страх будто сковал всё моё тело. Я делала вид, что крепко сплю, надеясь на то, что посетитель сам уйдёт. Но он не уходил, а присел на край моей убогой кровати. Сожмурив глаза, я изо всех сил боролась с желанием подскочить и закричать на всю тюрьму, что меня пытаются убить или взять силой. Но что-то подсказывало мне, что ночной посетитель вполне может оказаться вооружённым. Ещё чего доброго, при нём нож будет! - Фьора, я же сказал тебе, чтобы ты была готова в полночь... - узнала я голос Игнасио. «Вот садист! - подумала я не без гнева. - Сразу не мог сказать, что это он? Обязательно было доводить меня чуть ли не до разрыва сердца?» - Игнасио? Ты пришёл за мной? - спросила я спросонья. - А за кем же ещё? Я только одну Фьору Бельтрами знаю. - Значит, ты не обманывал меня... - проговорила я, прикрывая ладошкой рот. - Мне так стыдно, что я усомнилась в тебе, прости... - встав с постели, я поцеловала Игнасио в щёку, якобы виновато, опустив глаза. - Потом будем разговаривать, Фьора. Переодевайся. Стража напилась вина, в которое я снотворное подмешал и теперь спит. У нас есть время. - Ты не мог бы отвернуться? - спросила я монаха, покраснев до корней волос, вытаскивая из-под подушки кост