они выглядят. А потом я уничтожала плоды своих трудов без всяких сожалений. Это помогало мне снять накопившееся напряжение. В обед меня пришёл навестить мой испанский монах Игнасио, шанс на свободу. Он застал меня как раз в тот момент, когда я пререкалась с Витторио. Вот же скопидом старый! Воды, мыла, мочалки и простыней ему для меня, видите ли, жалко! А потом я изображала из себя Vittima innocente del mondo crudele (невинную жертву жестокого мира - ит). Игнасио моё маленькое представление впечатлило. Боже, неужели ему мама не объяснила, что не всем юным красивым девушкам, попавшим в беду, можно доверять? Но мой план сдвинулся с мёртвой точки. У меня есть мужская одежда, Игнасио нашёл мне временное пристанище. Благодаря ему режим моего пребывания в тюрьме смягчили. Приносили более вкусную пищу, тёплые одеяла и тазы с водой, чистые простыни, мыло и мочалку. Головой ручаюсь, что последователь святого Доменика пустил в ход деньги! Иначе с чего бы это мне сделали такие поблажки? Ближе к вечеру, когда ливень прекратился, меня даже вывели во внутренний двор тюрьмы под конвоем из десяти человек, чтобы я могла подышать свежим воздухом. Какая доброта! Какая неслыханная милость к запятнанной женщине, которой и жить-то осталось одну неделю! Очень мило с их стороны, что они решили скрасить мои последние дни. Это выглядит так, будто волки пожалели зайчонка, которому всё равно суждено стать обедом. Фальшиво и мерзко... Иных слов я подобрать не могу. Так, в полном бездействии, я и провела время. Делала фигурки из соломы, а потом рвала их на части. Помогало избавиться от злобы. Опять пыталась взяться за дрессировку крыс. Но грызуны вконец обленились. Легла спать где-то в полночь, но заснуть удалось не сразу. Меня мучили кошмарные сны. После гибели папы я не помню ни одной ночи, чтобы мне не снилось ничего ужасного... Больше всего я боялась, что испанский монах заглянул в самую глубь моей почерневшей души и узрел истинную мою сущность. Я боялась, что он лишь тешит меня ложной надеждой на освобождение, чтобы добиться от меня желаемого - моего тела, а потом оставить доживать в тюрьме свои последние дни перед сожжением... Я боялась, что мой план пойдёт прахом, а виновные в гибели моих настоящих родителей и приёмного отца Франческо Бельтрами, которого я очень любила, останутся безнаказанными... Что эти подонки будут разгуливать по белому свету, наслаждаться жизнью и всеми благами, которые она может им дать, дышать воздухом и делать вид, будто ничего не произошло. Но робкая надежда на свободу жила где-то в глубине моей души. Поэтому я, от греха подальше, убрала под подушку мужской костюм для верховой езды, плащ и сапоги. Запретив себе даже мечтать о побеге, чтобы не терзать лишний раз душу, я легла спать. Сквозь сон я услышала скрип замка, повернувшийся в замке ключ и чьи-то шаги. Похоже, что посетитель направляется ко мне... Я не знала, что мне делать. Леденящий кровь страх будто сковал всё моё тело. Я делала вид, что крепко сплю, надеясь на то, что посетитель сам уйдёт. Но он не уходил, а присел на край моей убогой кровати. Сожмурив глаза, я изо всех сил боролась с желанием подскочить и закричать на всю тюрьму, что меня пытаются убить или взять силой. Но что-то подсказывало мне, что ночной посетитель вполне может оказаться вооружённым. Ещё чего доброго, при нём нож будет! - Фьора, я же сказал тебе, чтобы ты была готова в полночь... - узнала я голос Игнасио. «Вот садист! - подумала я не без гнева. - Сразу не мог сказать, что это он? Обязательно было доводить меня чуть ли не до разрыва сердца?» - Игнасио? Ты пришёл за мной? - спросила я спросонья. - А за кем же ещё? Я только одну Фьору Бельтрами знаю. - Значит, ты не обманывал меня... - проговорила я, прикрывая ладошкой рот. - Мне так стыдно, что я усомнилась в тебе, прости... - встав с постели, я поцеловала Игнасио в щёку, якобы виновато, опустив глаза. - Потом будем разговаривать, Фьора. Переодевайся. Стража напилась вина, в которое я снотворное подмешал и теперь спит. У нас есть время. - Ты не мог бы отвернуться? - спросила я монаха, покраснев до корней волос, вытаскивая из-под подушки костюм, плащ и сапоги. - Я немного стесняюсь... - Могу, конечно. - Ортега отвернулся, не заставляя меня просить его дважды. Но у меня были подозрения, что монах-доминиканец украдкой подглядывает за мной. Поэтому я моментально стянула с себя сорочку и поспешила переодеться в костюм, обувь и плащ. Как-то непривычно от одной только мысли, что тебя, помимо собственных кормилицы и мужа, увидит, в чём мама родила, чужой мужчина... Хотя если разобраться, муж тоже относится к этой категории. Действительно, зачем так переживать? - Всё, я готова. Можешь уже поворачиваться. Игнасио повернулся лицом ко мне. Я заметила на его лице выражение восторга, сластолюбия и чего-то ещё, что я не могла назвать... Наверно, безнадёжность... - Я ужасно выгляжу? - поинтересовалась я невинно. - Ничего подобного. - Игнасио положил подушки на мою койку и накрыл одеялом таким образом, чтобы издалека это нагромождение можно было принять за спящую меня. - Пошли. - монах схватил меня за запястье и повёл за собой. Прямо к выходу по тюремным коридорам. Всё словно вымерло. Ни единого шороха не слышно, если не считать храпов стражи. Стражники спят вповалку, облокотившись на стены. Упились тем вином, которым Игнасио угостил их. Ловко он всё спланировал, я в восхищении! В ночном небе светили звёзды, не было ни облачка. Со стороны реки Арно приятно веяло прямо мне в лицо свежестью и прохладой. Вдыхая свежий ночной воздух полной грудью, я была счастлива, что наконец-то покинула тюрьму, где стены, казалось, всё теснее сжимаются вокруг меня, давя своей тяжестью. Наконец-то больше не придётся терпеть холод тюремной камеры и есть отвратительную похлёбку, которой меня кормили! Свобода! Наверно, если бы не врождённое чувство осторожности, усилившееся из-за последних событий, я бы кричала о своей радости на всю улицу... Но я молчала, боясь привлечения лишнего внимания. - Фьора, накинь капюшон, - прошептал Игнасио мне на ухо. - Зачем? - удивилась я. - Ты чего-то боишься? - Что тебя могут узнать. Накинь капюшон. Тон монаха не оставлял места для возражений, поэтому я выполнила всё, что от меня было нужно. Не давая мне даже пяти секунд на передышку, Игнасио тащил меня за собой тёмными переулками и кварталами с сомнительной репутацией. Страх сжал железной рукой моё сердце. Я подняла на Игнасио испугано-вопросительный взгляд. - Почему мы идём этой дорогой? - только и спросила я. - Тебя хватятся, когда действие снотворного закончится. Сюда ищейки не сунутся - испачкаться боятся и о своей шкуре пекутся. Что ж, ответ меня вполне успокоил! Хотя бы уверена в том, что избавившись от одной проблемы, я не наживу другую. Мы были уже довольно далеко от тюрьмы, далеко от Флоренции - города Красной лилии... - Игнасио, пожалуйста, давай сделаем небольшую остановку? - я присела на валун, упираясь ладонями в колени. - Мы уже во Фьезоле. Скоро придём к Деметриосу. - Монах подошёл к валуну, на котором я сидела. Схватив за плечи, он поставил меня на ноги и слегка встряхнул. - Соберись. Немного осталось. - Боже, Игнасио, у меня ноги отваливаются! - простонала я, состроив страдальческое выражение лица. - Всё тело болит! - Ага, значит, когда мы шли от самой Флоренции, у тебя ничего не болело, а теперь болит... - Тогда у меня не было времени особо вникать в то, что я устала. - Господи, с тобой хлопот точно не оберёшься... - Игнасио, даже не спрашивая, усадил меня к себе на спину, и, придерживая, чтобы я не соскользнула, отправился дальше к вилле греческого учёного. Никогда бы не подумала, что монах такой сильный! Хоть я и похудела, пока была в тюрьме, но всё же вешу немало. Три пуда с лишним точно будет.