Я закрыла глаза, собираясь с силами, я вспомнила все. Бесконечных мужчин, что были у меня в любовниках. Тех несчастных солдатиков, что я выслеживала и убивала в лесах и лабиринтах, обучаясь мастерству. Нашу первую с ним ночь, чудесную, шикарную, вспомнила мучительные долгие роды. Как он держал меня за руку, пытаясь облегчить жуткие разрывающие схватки, и как мы оба с ним расплакались, услышав первый крик Лизы. Вспомнила, каким недолгим было наше счастье. Вспомнила Влада, как он целовал меня на ночь. Вспомнила Свету, как она учила меня печь блины, вспомнила, как Олег учил меня кататься на роликах. Вспомнила нашу с ним первую ночь. Прости меня, родной, прости. И ты, Илюша, прости. Но так нужно, чтобы другие детки смогли жить, и мы с тобой когда-нибудь вернемся в этот спасенный нами мир.
Собрав все, что могла, я слилась с сознанием, и мы ударили единым потоком, отдавая все, что было. Свою силу до капли.
Маленькая белокурая девочка с голубыми, как небо, глазами танцевала вместе со всеми на сцене танец ко дню матери. Как жестоко, однако, проводить день матери им, сиротам, чьи матери от них добровольно отказались, выкинули из своей жизни, как мусор. Но здесь у них были воспитательницы и воспитатели, добрые, хорошие, искренние. Их ребята звали мамами и папами, и они заслуживали этого праздника. Именно для них ребята старались, а не для тех, кто, когда-то их предал, хотя Лару никто не предавал. Она была здесь, потому что так было надо. Она это твердо знала, папа ей так говорит, а однажды сможет вернуться и к мамочке.
Правда, сейчас им плохо. Они умирают, пытаясь спасти этот мир. Ах, если б только можно было взять их и перенести из того места, где они сейчас, на самое прекрасное место во Вселенной. На планету по ту сторону Солнца — Глорию. Ее планету.
Часть 54
— Что это за хрень? — спросил Олег Сомова, не отрываясь, глядя на пятно, становившееся с каждой секундой все больше.
— Пространственная воронка. Их появление и траекторию рассчитать невозможно, они возникают раз в тысячу лет примерно там или там.
— И что с ней нужно делать?
— Маленькую можно направить в черную дыру подальше, и она ее поглотит. А такая большая лишь разнесет ее на всю Вселенную.
— И что же делать?
— Будут гасить.
— А если не смогут?
— Через 2 часа вышей планеты не будет. Воронка либо поглотит ее, либо сорвет с орбиты.
— Господи, помоги, спаси и помилуй, — прошептал Влад, глядя на мерцающее пятно.
Аверин тоже невольно стал читать про себя «Отче наш», вкладывая в каждое слово столько мольбы и надежды, сколько никогда раньше. И вдруг слева от пятна мелькнула яркая белая вспышка и вырвала у пятна здоровенный кусок из середины, но пятно, вместо того чтобы рассыпаться без ядра на части, вдруг остервенело, заметалось по небу и помчалось к нам еще быстрее, теперь уже приближалось прямо на глазах.
— Твою мать!!! — взвыл Сомов.
— И что теперь? — спросил Влад, — никто не поможет?
— Те, кто может, не успеют, — процедил марсианин сквозь зубы.
— Господи!
Олег порадовался за мирно спящих в креслах девушек, коих Сомов ввел в гипноз: уйти во сне — сейчас лучшая участь.
— Майя ошиблись со сроками? — усмехнулся Влад невесело.
— Нет, не ошиблись. С вторжением укридов и кометой хранители справились.
— Что ж, спасибо и на том. Обидно, только жить вроде бы начали.
— И не говори. Олег подумал, что так и не доведется нам с Владом погулять с Илюшей.
И вдруг мелькнула еще одна вспышка, и мое сердце пронзила острая боль, как будто из него вырвали кусок, судя по гримасам Влада и Виталия, они почувствовали то же самое. Но небо над тайгой стало чистым, серебряное сияние исчезло, как и не было его. Остались лишь тоненькие, постепенно тающие полоски.
— Это что, конец? Мы победили? Они справились?
— Да, справились, — кивнул Виталий как-то безрадостно.
— А что это было так больно? — поморщился полковник. — Ты тоже чувствовал?
— Да.
— Что это?
— Она отдала свою жизнь. Ее больше нет, — сухо сказал Сомов, глядя Олегу в глаза.
Аверин почувствовал, как земля ушла у него из-под ног, как дыхание остановилось, застряв огромным, тяжелым комом в груди.
Влад и Виталий подхватили его под руки и посадили на диван.
— Вы — люди служивые, — спокойно заговорил Сомов, глядя Олегу в глаза. — Кому, как не вам, понимать, что такое долг. Сами каждый день на своей работе рискуете жизнями ради жизней других. Она свой долг выполнила, спасла ваш мир. Хранители всегда отдавали и будут отдавать свои жизни за вас. Это их работа.
— А мой сын? Как же он? — голос Олега был без эмоций. Как у робота.
— Он бы тоже стал хранителем, как и его мать, так что тоже выполнил свой долг вместе с ней… мне жаль, Олег, искренне. Ты знаешь.
Олег кивнул, встал и пошел в спальню, на душе было пусто и холодно, хотелось одиночества. Лег на кровать, рука невольно сжала ардонит, висевший на груди. Бывший всегда теплым или даже горячим, теперь камень любви и верности был мертвецки холоден. Попробовал позвать Дору ментально. Тишина и темнота. Из глаз Олега сами собой побежали слезы.
Из гостиной донеслись тихие голоса Виталия и Влада. Олег невольно прислушался, чтобы отвлечься.
— Что ж это за порядки такие — женщину на сносях в бой посылать? Что, кроме нее, некому было?
— Значит, некому.
— И жизнь отдать тоже? Папаша ее куда смотрел, почему позволил ей и внуку умереть? Чего свою жизнь не отдал-то?
— Не тебе его судить, Влад, — отрезал Виталий, — он и сына там потерял, наследника и преемника.
Так, значит, они и погибли вместе. Интересно, кто же кого кинулся спасать. Что было именно так, Олег почему-то и не сомневался. Мужчина уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить рвущийся из горла крик отчаяния.
Олег хотел уснуть, но не получалось, холодный ардонит, кажется, заморозил саму душу. Олег лежал и слушал, что происходит в гостиной. Сомов разбудил девушек и отправил домой вместе с Владом. Маму — к ухажеру. Чтобы чем-то занять себя, они с Сомовым убирали еду со стола и мыли посуду.
Затем я услышал их голоса.
— Он знает? — сухо спросил Пелегин.
— Да, почувствовал.
— Как он?
— Держится. Но его еще накроет. Что там случилось?
— Они с Тархом отдали свои личные силы все до капли. Отдали все до последней капли жизни. У них даже астральных тел не будет, — тяжко вздохнул Громовержец.
— А телесные оболочки где? — хмуро спросил Сомов.
— Нет тоже, даже пепла и плазменного следа нет.
Олегу показалось, что Демитрий плакал.
— О, господа-хранители, неслабо вас приложило, видать, — присвистнул Сомов, — идите на разлом, восстановите силы, поспите, после поговорим.
Аверин лежал, тупо уставившись в потолок, тщетно пытаясь согреть ледяной ардонит в своих руках.
Сомов тихо вошел и сел на кровать.
— Все будет хорошо, мы ее найдем, — тихо сказал он.
— Ардонит ледяной и белый, ее нет.
Олег почувствовал, как по его щекам побежали слезы.
— Давай-ка ты поспишь, утро вечера мудренее.
— Владу не говорите, ни к чему ему второй раз это переживать, — попросил он, засыпая под воздействием Сомова.
Олегу снилась Дора, и он искал ее в огромном лабиринте. Иногда там попадались двери, он открывал их и видел ее в объятиях Тарха, столбенел от ужаса и кричал ей.
— Что ты делаешь! Так нельзя, так неправильно, он же твой брат!
— Он мой бог! — смеялась она ему в лицо. — Богам можно все.
— Но как же я! Я же люблю тебя!
— Люби на здоровье, приятно, — самодовольно смеялась богиня.
— А как же наш сын?
— А кто тебе сказал, что он твой? — усмехнулся Тарх, крепко прижимая обнаженную Дору к себе.
— Он — наш! Ты — ничтожный смертный человек. Полковник. Ты думаешь, что достоин с ней зачать? С богиней? Серьезно? Она даже умерла ради меня и умрет еще, если будет нужно. И еще, и еще раз.