— Передумал, видать, за неделю, — пожал плечами Дима. — Так что с полковником-то делать?
— Мне все одно — не хочу его видеть. Не могу.
— Понял, кивнул Демитрий. И взял спящего внука из рук Сомова.
— Ну, здравствуй, человеческий детеныш, — умильно улыбаясь, поздоровался рептилоид с внуком.
Часть 59
— Кто они? — тихо спросил Влад, когда мы поднялись в мою спальню в доме Пелегина. — Пелегин и тот мужчина.
— Это Алекс. В своем истинном обличье.
— Он такой, как ты? Может менять внешность?
— Нет, не такой, совсем не такой, но может, как оказалось.
— Убийство было подстроено, чтобы ты пришла к Олегу и осталась с ним? — догадался Влад.
— Да мне просто некуда было пойти. Кроме того, мне нужно было исчезнуть, нужно было затаиться, иначе Смородин бы добрался до меня. А в открытую войну вступать с ним нельзя.
— Он хочет тебе навредить?
— Он просто меня хочет, как я поняла, — невесело усмехнулась я.
— Не в твоем вкусе? — так же усмехнулся отец.
— О да. Во-первых, женат, во-вторых, извращенец, в-третьих, старше самого Пелегина на хренову кучу лет.
— А выглядит моложе, — удивился отец.
— Гримируется хорошо, — снова усмехнулась я.
— Так кто такой Пелегин?
— Генерал. Самый настоящий из всех, что бывают, — вполне честно ответила я.
— Не только нашего мира?
— Не только, — кивнула я.
— А Смородин?
— Олигарх, так скажем, под которым ходит полмира, а то и больше. И цель его — всевластие и подчинение. Он ни перед чем не остановится. Он — как вечно голодный волк, сколько ни корми, все одно — нажраться не сможет и любого за лакомый кусок порвет.
— Откуда они пришли и зачем?
— Ой, да кто откуда, и цели у всех разные. Не забивай голову, меньше знаешь — крепче спишь.
— Олег говорил, что раньше их звали богами. Это им, выходит, не одна тысяча лет. И на Иисуса Пелегин явно непохож, значит, еще древнее?
— Древнее. Для них само время течет по-иному. Не забивай голову. Но к Смородину даже близко не подходи. Тамплиеры, масоны, кабала, сатанизм — вот его порождения. То, чем он живет, от чего кормится и что распространяет.
— Так он что же, Дьявол во плоти? — обалдел отец.
— Люцифер — имя ему от рождения.
— Обалдеть! — отец перекрестился. — От тебя-то ему чего надо?
— Да пахну я как-то по-особому, что мужикам нравлюсь, — пожала я плечами.
В комнату постучали, папа открыл. Сомов и Демитрий внесли собранную уже детскую коечку с балдахином.
— Тумбочку отодвинь, — попросил Демитрий Влада.
Тот оттащил тумбочку в другой угол комнаты, мужчины поставили колыбель с люлькой вплотную к кровати.
— Все, ложе для принца готово, — улыбнулся Демитрий, — сейчас комод принесем для вещей.
— Попроси па… Пелегина, пусть принесет большой синий пакет, он в третьей спальне — там вещи для Малыша, его переодеть давно надо.
— Понял.
Демитрий пулей вылетел из комнаты. Минуты не прошло, как вошел с большим синим пакетом и с голубой сумкой.
— Он что, в пространстве перемешается? — спросил Влад.
— Ага, — кивнул Демитрий, — он — да. Мы — нет. Увы.
— Не плачь, мое чудо! Не плачь, мое счастье. Сейчас мы переоденемся, все будет хорошо.
Ворковала с сыном мать, достала из голубой сумки клеенку, распеленала сына, понесла в ванную, что была отдельно в ее спальне, — подмывать.
Демитрий взял грязное полотенце. Закинул в мусорку.
— Вообще-то можно постирать, — усмехнулся Сомов.
Шарясь в голубой сумке, достал пеленку, постелил на клеенку. Достал полотенце, открыл пачку памперсов. Вытащил и расправил один.
— Ты у нас, по ходу, опытный дед, — улыбнулся молодой с виду парень.
— А то ж, — улыбнулся Сомов.
Вернулась Дора, уложила сына на пеленку и замерла, пристально смотря на него. В спальню вошел Пелегин и тоже замер возле внука. Даже глаза закрыл. Затем с улыбкой сказал:
— Все хорошо. Все в балансе. Человеческого в нем 60 процентов. Марсианского — 20, урайского и ардонийского — по пятнадцать.
— Почему так гены распределились? — спросила я.
— Потому что папа очень хотел этого, когда его делал, — улыбнулся Сомов.
Я выдохнула. Сердце защемило болью и обидой.
— Кто с ним был? Кто на него давил? И зачем? Найдите!
— Все узнаю, только не переживай. А то молоко пропадет.
Демитрий щелкнул меня по носу и, улыбнувшись внуку, умильно сосущему палец, ушел.
— Мы тоже поедем, наверное. Поздно уже, — Влад обнял дочь, — ты звони мне каждый день, звони утром и вечером. Нет, я сам буду звонить. И если не возьмешь, я с ума сойду! Честное слово. Так что бери. Пожалей старика.
— Буду, папочка, конечно, буду! Клянусь.
Девушка порывисто обняла отца.
— Прости меня.
— Вот твое прощение. — Влад взял внука на руки и поцеловал в лоб. — Счастье мое.
Влад вошел в палату и с нескрываемым презрением уставился на бывшего друга, нынешнего зятя. И чего такая красавица в нем только нашла. Тело, конечно, спортивное, накачанное, но он же лысый, ушастый и в очках. Рядом — как небо и земля. Впрочем, и они, надо признать, пара.
Выглядел Олег лучше, чем три дня назад, но не отлично. Под глазами темные круги, глаза потухшие, пустые. Может, не говорить ему, что они живы. Пусть еще помучается… Хотя, если не сказать, сей же ночью повесится. Огромное чувство вины, ненависти к себе и пустоты переполняло Аверина. По глазам видно. Он любит ее, всегда любил нежно и нерушимо. А теперь еще и дикое сексуальное притяжение появилось. Которое тоже, наверное, было давно, но он не позволял ему развиваться.
— Вставай, одевайся, отвезу тебя домой, — сухо сказал Влад.
— Ты все знаешь, они тебе сказали.
Аверин отвел от него пристальный взгляд.
— Поверь, что худшего наказания, чем уже есть, для меня и быть не может. Если бы можно было вернуть все назад.
— Только «если бы» мешает, да? — зло оскалился Влад.
Молча отвез его на его квартиру. Отдал ключи.
— Сумки с вещами в спальне, продукты в холодильнике есть тоже. Надумаешь повеситься, прежде вызови полицию, а то провоняешь тут все.
— Прости меня, Влад, — тихо проговорил Аверин, жалобно смотря на друга, как побитая собака.
— Простить? За что? За то, что пока я умирал от горя, ты ее… ты с ней… спал с моей дочерью? Втайне от меня? — Влад навис над зятем, прижимая к стене. — За то, что сделал ей ребенка? А потом вдруг начал сомневаться, твой ли? А что ж так, Олеж? Силенок на молодую не хватало, да? Не по силам ноша оказалась? Проще напиться и пристрелить, как собаку, нежели отпустить?
— Ее не было дома каждую ночь, я что должен был думать, что бы ты на моем месте думал?
— А я бы уже через неделю собрал вещи и ушел, а не копил в себе злобу и ненависть почти год, доводя потом до убийства.
— Я не смог. Я все осознаю, но я ее любил.
— Хороша ж любовь до гроба, блин. И ладно бы ее убил, так ты ж еще и в невинного младенца пулю пустил персонально! Он-то в чем виновен, чей бы ни был?!
— Я был пьян! — Олега трясло от ужаса.
— Алкоголь просто развязал твои руки, и ты сделал, что давно хотел! Подавись.
Влад кинул ему конверт с результатами ДНК: Илюша был его сыном с точностью 99, 9 процента.
Аверин открыл конверт, прочитал, побледнел и затрясся, сдерживая рыдания.
— После всего, что ты сделал, она за тебя, мразь болотная, на коленях умоляла сохранить твою ничтожную жизнь. Живи и помни это, тварь.
Влад с трудом сдерживался, чтобы не врезать по ненавистной теперь морде.
— Малыш в порядке? — оживился Олег.
— В полном. Но ты их больше не увидишь.
— А кто это у нас тут хорошенький такой? Кто у нас тут сладкий у дедушки такой?
Я смотрела на деда с внуком, и челюсть буквально отвисала. Никогда прежде не видела Сомова таким счастливым и нежным. Даже представить себе не могла, что он может быть таким. Прям аж тает, как масло на солнце, от близости с внуком.