И в самом деле Света как-то призналась, что отношения с матерью у нее «взаимно ужасные».
– Я видела, тебе в последний раз было неприятно, – сказала она. – У тебя все было на лице написано – дескать, как можно, какой ужас, падение нравов… Но знаешь, что я тебе скажу? Она первая стала меня изводить. Я бы никогда с ней так не обращалась, если бы она не начала сама. – Девушка говорила сбивчиво, явно волнуясь: – Я у нее всегда была козлом отпущения, с самого детства. То не так, это плохо, я сама плохая, чего она мне только не говорила! И всегда жаловалась отцу, если не могла со мной справиться, а тот меня порол. Весело? Она не любит меня и никогда не любила.
– Но почему? – только и сумела вымолвить Лида. И тут же устыдилась глупости своего вопроса. В самом деле, почему одних детей родители боготворят, а других (хотя упоминать об этом не принято) – ненавидят? Почему их стараются не замечать, не хвалить, поскорее сбыть с рук, убрать с глаз долой?
«Когда речь идет о любви, слово ‘‘почему’’ вообще употреблять не стоит», – думала она сейчас, рассматривая странную схему на доске. Лектор и сам смотрел на свое творение с каким-то недоверчивым удивлением. Казалось, он на миг выпал из реальности, усыпленный звуком собственного голоса. В аудитории было так тихо, что она казалась пустой. Однако пауза была недолгой – поймав нить своих бесконечных рассуждений, лектор снова заговорил. Поднявшиеся было головы снова стали сонно опускаться.
«Конечно, ее семью счастливой не назовешь», – продолжала размышлять Лида, искоса наблюдая за подругой. Та, казалось, спала, спрятав лицо в сгибе локтя. Пестрая кофточка туго натянулась на широкой спине, маленькие золотые часики на запястье тикали громко и отчетливо. До конца лекции оставалось полчаса. «Но раз так, почему она давно оттуда не ушла? Ведь мы с Алешей как-то устроились, хотя нам никто не помогал. А у нее всегда есть деньги. В конце концов могла бы продать машину – на это можно несколько лет снимать комнату, такую, как наша. Но нет, никогда она не уйдет из дома – все это только пустые разговоры. Она слишком привыкла к комфорту, к покою, к возможности уединиться. А потом, хотя она сердится, что мать не занимается хозяйством, но сама-то и вовсе ничего не делает! Та ей даже обувь чистит! Стирает ее вещи, гладит, убирает ее комнату. Я уверена, что Светка ни разу в жизни не мыла посуду. Она не сможет жить отдельно, это ей не понравится. Ну разве что наймет служанку…»
Ей в голову пришла одна догадка – не слишком приятная, но, скорее всего, верная. Лида грустно покосилась на подругу и отвернулась к окну. Она сильно подозревала, что та захотела снять комнату с ними рядом, чтобы Лида ей прислуживала. «Не знаю как, но она бы в конце концов это устроила. Незаметно, день за днем. Я бы делала для нее все, что делает сейчас ее мать. Нет, Светочка, на это я не согласна! Даже если бы ты мне платила, я бы не стала чистить твои сапоги!»
Сегодня ей казалось, что лекции тянутся бесконечно. Их было пять, а потом еще спецкурс по истории искусства.
– Сбежим? – предложила Света после пятой пары. – Иван Иванович и так поставит зачет. Душевный человек, все бы такие были!
Как раз в это время Иван Иванович, высокий, вальяжный брюнет с локонами до плеч, смутно похожий на Теофиля Готье, плавно прошествовал мимо девушек, приветствовав их куртуазным полупоклоном. Лида вздохнула:
– Все, он нас видел.
– Ну и пусть, – настаивала Света. – Ты же знаешь, он не вредный. Поехали ко мне, я хочу сделать вам подарок к новоселью.
– Потом сделаешь, пошли! Нам же ему экзамены сдавать!
Она подошла к дверям аудитории и прислушалась. Лекция уже началась – как всегда, весьма своеобразно. Бархатный голос неторопливо вещал:
– Друзья мои… Вчера вечером я сидел в своей гостиной, в кресле рококо, обитом атласом узора «шинуазери»… Что значит, мои дорогие друзья, «в китайском стиле», который был очень популярен в эпоху рококо. И только я собрался выпить чаю и только взял чашечку саксонского фарфора, расписанную бабочками… Как вдруг меня потряс ужасный грохот за окном. Я выглянул и увидел внизу четверых санкюлотов в оранжевых жилетах. Они ломали отбойными молотками асфальт под моими окнами… Друзья мои, я вас уверяю – они сами попадут в яму, которую вырыли!
Лида с трудом сдерживала смех и выжидала момент, чтобы войти, не перебив оратора. Сзади стояла недовольная подруга.