"Могу я вам что-нибудь предложить? - спросила Марсия. – Хотите пить или, может быть, поужинать?"
"Если у Вас есть портвейн - это было бы просто великолепно", - ответила Блэр.
Агенты Секретной службы переглянулись и вышли. Дэвис пересекла гостиную и исчезла в глубине дома для проверки черного хода и территории, прилегающей к задней стороне дома. Старк прошла на кухню, примыкающую к гостиной через арочный проход, и заняла там позицию, с которой могла наблюдать за парадной дверью, при этом находясь достаточно далеко, чтобы не мешать приватной беседе Блэр и Марсии.
"Ты говорила с Кэмерон?" - спросила Марсия, наливая вино в два хрустальных бокала. Пройдя с ними к дивану, на котором сидела Блэр, и, протянув ей один, она села на один из стульев, расположенных рядом с диваном.
Дом был современным многоэтажным строением с большим количеством фонарей, небольшими помостами, которые находились за раздвижными стеклянными дверями и вели к склону холма. Острые углы дома смягчались неброским ковровым покрытием и уютной обстановкой. Это был архитектурный шедевр, предназначенный для комфортной жизни. Только одна из картин, украшающих стены, была написана Марсией. Несмотря на мировую известность, она вела такой же уединенный образ жизни, как и её дочь. "Она звонила, искала тебя".
"Я разговаривала с ней несколько минут назад".
"Полагаю, она не думала, что я замечу, но она казалась... взволнованной".
Блэр колебалась. Она не привыкла обсуждать свои личные проблемы ни с кем, ну, ни с кем, за исключением Дианы. Диана Бликер была её торговым агентом и старым другом, и хотя за прошедшие годы им довольно часто приходилось соперничать за одних и тех же женщин, они прекрасно понимали друг друга. Блэр думала, что из всего, что могут предложить друзья, это - самое главное.
Однако несмотря на ее недолгое знакомство с Maрсией, вместе они прошли тяжелое испытание, после которого между ними возникла глубокая связь. На протяжении сорока восьми часов после того, как Кэмерон была ранена, они находились возле ее кровати. Сорок восемь часов, во время которых Блэр с Марсией не знали, будет ли она жить или умрёт. Они вдвоем были свидетелями ее борьбы за жизнь, разделив горе и ожидание в неизвестности. Кроме этого было ещё кое-что, хотя они никогда не говорили об этом. Они обе любили ее.
Блэр глубоко вздохнула и слабо улыбнулась. "Думаю, это моя вина. Я решила пойти на прогулку и, боюсь, не следовала правилам безопасности, установленным Робертс".
"Я могу только предположить, насколько эти правила нудные".
Блэр пожала плечами. "Это так, но, думаю, к настоящему времени я должна была привыкнуть к ним".
"Очень сильно сомневаюсь, что я смогла бы когда-нибудь к этому привыкнуть, - решительно заявила Марсия. – И мне кажется, что Кэмерон это понимает". В её голосе звучали доброжелательность и сочувствие.
К своему ужасу, Блэр почувствовала, как ее глаза наполнились слезами. Она резко поднялась и подошла к окну, отчаянно пытаясь справиться со своей грустью. "Кэмерон понимает, - сказала она, стоя спиной к Maрсии. - Я знаю, что понимает. Но у нее есть работа, которую надо выполнять, и ее работа - Я. Это самое главное".
"Да. Я знаю, как серьезно она относится к своей работе. Уверена, что именно поэтому её и назначили на эту должность". Голос Марсии был спокойным и нежным. "Любить тебя и одновременно делать свою работу – вот что вызывает у вас трудности".
Пораженная, Блэр резко повернулась, встречаясь с глазами Марсии. "Она говорила..."
"Нет, - сказала Марсия с улыбкой. - Но это видно каждый раз, когда она смотрит на тебя. Я не пытаюсь её оправдать. Она похожа на своего отца: целиком отдается работе, часто в ущерб своим чувствам и желаниям. Но в её защиту..."
"Вам не нужно её защищать. Я лю…". Блэр замолчала, потрясенная. Она не хотела произносить эти слова. Она никогда никому этого не говорила. Во-первых, потому что никогда не было того, кому можно было это сказать. А даже если бы был, то, сказав это, Блэр не смогла бы чувствовать себя в безопасности. Даже с Дианой. Не потому, что она не могла доверять своему старому другу. Просто, произнеся эти слова, ей пришлось бы признать то, что это правда и что она теперь уязвима. Высказать их – означает чувствовать это, что очень пугает.
Они обе молчали, пока Марсия мягко не сказала: "Я не собиралась защищать ее. Мне жаль, просто во мне говорит мать. Я только хотела сказать, что, несмотря на всю ее упертость, она заботится о тебе".