Я потянулся к блюдцу с икрой и незаметно взглянул в их сторону. Шеттфилд что-то горячо доказывал склонившемуся к нему князю.
— Готов поспорить, что он убеждает князя, насколько выгодно для России расширить торговлю с Британией, — рассмеялся маркиз. — Пожалуй, не стоит надолго оставлять их наедине.
Потом он поднял на меня зеленые, как удочери, глаза и серьезно произнес:
— Франклин сказал, что пришлет надежного человека. Вы надежный человек, капитан?
В ответ я молча посмотрел ему в глаза. Он кивнул.
— Екатерина Великая — императрица всея Руси. При этом в ней нет ни капли русской крови. Немецкая принцесса, волею судеб возведенная на трон. Она оставалась девственницей до двадцати трех лет и теперь наверстывает упущенное. Екатерина покровительница гуманистов и философов, личный друг Вольтера и Дидро и постоянно переписывается с обоими. И вы думаете, что сможете… — маркиз Дюбуа замялся, подыскивая нужное слово, — произвести впечатление на такую женщину?
В устах французского посланника, чья борьба против Британии во многом зависела от позиции России, это не было праздным вопросом.
— Бенджамин Франклин поручил мне убедить ее только в одном.
— Да? И в чем же?
— В том, что если Америке навяжут войну, то Америка ее выиграет.
— Ага… Что ж. — Он тоже набрал ложечкой икры. — Русские ничего так не ценят, как уверенность и силу. И не обольщайтесь насчет императрицы. По рождению она немка, но теперь она русская до корней волос, — он отправил в рот ложку с икрой и вытер губы. — Пойдемте. Я познакомлю вас с друзьями. Нашими друзьями.
Раскланиваясь и обмениваясь шутками с гостями, маркиз вел меня через бальный зал, показывая великолепные скульптуры и лепку на потолке, сверкающие стеклянные двери, в которых отражались танцующие пары. Шеттфилд, увидев, что мы направляемся к ним, немедленно прервал свою речь и улыбнулся.
— Клод! Представь нам своего юного друга.
Дюбуа удивленно вскинул брови, словно совершенно забыл, что они здесь.
— О, прошу прощения, господа, что оставил вас так надолго, когда вам совершенно не о чем говорить. А мой юный друг — это капитан Селкерк, прибывший из Парижа, где у нас с ним много общих знакомых. Капитан, позвольте представить вам князя Мицкого и лорда Шеттфилда, — после этого на лице маркиза отразилось приятное удивление, словно он заметил кого-то из хороших знакомых, и он исчез в толпе, оставив нас втроем.
Мицкий вяло пожал мне руку, даже не взглянув на меня; его, казалось, вообще ничего не интересовало, таким сонным он выглядел. Зато Шеттфилд крепко стиснул мою ладонь и живо спросил:
— Селкерк? Это же шотландская фамилия.
— Да, — ответил я по-французски, поскольку он обратился ко мне на этом языке.
— Давно были в Шотландии?
— Вообще никогда не был. Я вырос в Виргинии.
— Далековато вас занесло.
— Всех нас тут далековато занесло. Кроме князя, — я кивнул в сторону Мицкого, который равнодушно попивал шампанское из бокала.
— Значит, вы не плантатор? А я думал, все в Виргинии плантаторы, — Шеттфилд перешел на английский.
— У меня не лежит душа к сельскому хозяйству.
— Простите, что задаю так много вопросов. Это такая редкость — встретить гражданина Британской империи, с которым можно побеседовать. Похоже, вы образованный человек. Учились в Англии?
— Я учился в колледже Уильяма и Марии в Вильямсбурге.
— Я наслышан о колониальных колледжах. И что вы изучали?
— Философию, искусство, языки и теологию. Когда я был студентом, бытовало мнение, что молодой человек должен иметь понятие об этих науках.
— А сейчас?
— Сейчас приоритет отдается военному делу.
— И поэтому теперь вы тоже военный?
— Только волею судеб. Я же говорил, что мне не удалось стать плантатором.
Шеттфилд поправил кружевные рукава.
— Маркиз сказал, что у вас рекомендательные письма от общих друзей в Париже. Вы долго там были?
— Не очень.
— Не кажется ли вам странным, что солдат и гражданин Британской империи приезжает в Париж, столицу враждебного империи государства, и заводит там дружбу с потенциальными врагами? — с улыбкой спросил лорд.