Беатриче помогала готовить ужин, и я невольно залюбовался ее грациозными движения ми. Не удержавшись, я обнял ее сзади за талию. Она на секунду замерла, но потом, ласково коснувшись моих рук, выскользнула из объятий. Только тогда я понял, как она нервничает, осознавая опасность, которой мы подвергаемся. Мартина Ивановна тоже сидела как на иголках, и, скорее всего, именно этим объяснялась ее бледность.
Горлов вернулся мрачнее тучи.
— Всадники на дороге, примерно в часе езды отсюда. Я залез на дерево и видел стаю птиц, которых они спугнули.
— Имперская кавалерия? — предположил я. — Но может, они двигаются в другом направлении?
— Может быть, — буркнул Горлов.
Мы поужинали сухарями, сыром и фруктами, которые привезла Мартина Ивановна. Ужин удался на славу, а вот разговор не клеился. Все с тревогой прислушивались к звукам снаружи. Нет, мы, конечно, пытались завести беседу, но стоило кому-то на секунду отвлечься, как всем уже мерещился какой-то шум. Поэтому неудивительно, что ужин закончился очень быстро. Горлов поднялся.
— Ну что, поехали?
— Поехали, — согласился я. — Сани на месте?
Петр молча кивнул.
Мы погасили огонь в печи и вымели золу. Местным крестьянам не поздоровится, если кавалеристы подумают, что они здесь грелись у печи, сжигая деревья из царских лесов.
Беатриче погладила Тихона по голове и повернулась к Мартине Ивановне.
— Спасибо за все.
— Езжайте с Богом. Пусть у вас все будет хорошо.
Они обнялись, и Мартина Ивановна, к моему удивлению, даже всплакнула. Она долго устраивала Беатриче в санях, кутая ее в одеяла, а потом передала мне сумку, которую принесла вместе с одеялами из избы.
— Здесь орехи и сыр. Обязательно ешьте сыр, если по пути не найдете молока.
Она быстро обняла меня, потом отстранилась и перекрестила.
— С Богом.
Петр уже сидел на козлах, а Горлов стоял в стороне, держа под уздцы лошадь.
— Ну вот. — Я чувствовал, как тяжело мне говорить. — Ты будешь получать письма от купца из Англии или некой дамы из Франции. Они будут на разных языках и написаны разным почерком, но это будут письма от меня. И если у нас родится сын, я назову его в честь тебя… Черт возьми, даже если будет дочь, я все равно назову ее в честь тебя.
— Давай уже, езжай, — буркнул он, сгребая меня в медвежьи объятия. — Вы просто созданы друг для друга.
Я, как взрослому, крепко пожал руку Тихону.
— Ну, прощай, друг. Я никогда тебя не забуду.
Вскочив в сани, я тронул Петра за плечо, но он словно застыл. И тут я увидел — мы все разом увидели — неподвижного всадника среди деревьев. Он был одет в порванный кафтан, и лошадь его была усталой и тощей, а на голове у него был шлем в виде волчьей головы.
— Горлов, кто это? — тихо спросил я, хотя уже и сам догадался.
— Это настоящий, — хрипло ответил он, но я услышал в его словах другое: Россия так просто не отпустит.
Не знаю почему, но никогда еще мне не было так страшно. Я не мог понять, что делает здесь этот человек и откуда он взялся, и как нашел нас. Да, Россия так просто не отпустит.
Горлов был поражен не меньше, чем я. Он сам пару дней был Волчьей Головой, и мы все так успели привыкнуть к этому, что совершенно позабыли о настоящем казачьем атамане, и вот он перед нами.
— Да это просто какой-то безумец, — прошептал я, сам не веря в свои слова. — Я вот сейчас рубану его как следует…
Не знаю, слышал ли кто мои слова, потому что все просто застыли, глядя на неподвижного всадника: и Беатриче в санях, и Горлов, держащий под уздцы наших с ним лошадей, и Тихон с Мартиной Ивановной. А Петр как поднял руки с вожжами, чтобы тронуть с места лошадей, так и сидел, боясь даже вздохнуть.
Волчья Голова, должно быть, почувствовал наш страх и направился к нам. Сначала медленно, шагом, потом все быстрее, пока не перешел в галоп, дико вскрикивая и подвывая.
Мы, как завороженные, смотрели на него. Никто не двинулся с места и даже сабли не вытащил. Может быть, поэтому Волчья Голова осадил коня в двух десятках шагов от нас. Мы по-прежнему молчали и смотрели на него.
— Зачем вы преследуете меня? — хрипло спросил он.
Мы недоумевающе переглянулись.
— Горлов, — прошептал я, — он, наверное, все это время скрывался здесь и думает, что мы его выследили.
Горлов медленно кивнул.
— Скажи ему, что я Селкерк, тот самый, что разрубил казака надвое.
Горлов прокашлялся и крикнул несколько слов по-русски. Волчья Голова что-то коротко ответил.