— И любовь, — негромко добавила Екатерина, и снова воцарилось молчание.
Она медленно подошла к Горлову.
— Генерал Горлов. Вот кто лгал. Вот кто выдавал себя за разбойника. Вот кто терроризировал мои владения. Вот кто мочился на моих чиновников.
Горлов только пожал плечами, словно не понимая, зачем вспоминать о таких мелочах.
Но Екатерина продолжала с нарастающим гневом:
— И кто говорил крамольные слова обо мне и о русском троне!
Усы Горлова стали торчком, как у рассерженного кота.
— И все ради друга, — тон императрицы было невозможно понять. — Безо всякой корысти. Он рисковал потерять все.
Она умолкла, а потом вдруг добавила:
— Именно такие люди нужны России.
Усы Горлова растерянно повисли, зато брови стали стремительно подниматься вверх.
А императрица, повернувшись к Потемкину, заговорила своим обычным властным голосом:
— Князь Потемкин, мне кажется, вам пора отдохнуть в монастыре и поразмыслить, стоит ли ставить свою личную выгоду выше интересов своей императрицы и государства.
Она кивнула, и личная охрана Потемкина, схватив под уздцы его лошадь, двинулась в направлении монастыря.
Екатерина посмотрела им вслед, и мне показалось, что я заметил тень сожаления на ее лице.
Видеть, как самого могущественного человека в России уводит в ссылку (пусть даже и временную) собственная охрана, было так странно, что никто не заметил, как Волчья Голова тихо скользнул мимо саней Петра и исчез в заснеженном лесу. Только шлем его волчий так и остался лежать на поляне.
Императрица вновь взглянула на Беатриче, а потом на меня.
— Императрицы… королевы… царицы… — словно ни к кому не обращаясь, заговорила она. — У них есть все, что угодно, в огромных количествах. Кроме любви… любви и чести.
Она замолчала, глядя на верхушки деревьев, и когда я посмотрел на нее, мне стало не по себе. Она словно заглядывала и будущее. Не в наше и не в свое. А в будущее всего человечества. Какими же наивными мы были, надеясь перехитрить ее! Реальность была столь очевидной, что мне хотелось рассмеяться над самим собой.
— Вы знали, — сказал я, не в силах сдержаться. — С самого начала знали, что меня похитили не казаки и что мы попытаемся освободить Беатриче.
— Разумеется. — По-моему, ее даже позабавило, что я только сейчас понял это. — Все с самого начала, то есть со дня вашего приезда в Россию, полковник.
— Со дня приезда? — я чуть не задохнулся от изумления.
— Ну да. Я знала, когда вы приедете и зачем. Не лично вы, конечно, а кто-то от Бенджамина Франклина. Я наводила справки об этом человеке, его вряд ли можно назвать глупцом. Ваши британские друзья тоже об этом знают.
Шеттфилд опустил глаза, но императрица даже не посмотрела в его сторону.
— Да, мистер Селкерк, поскольку моя слабость широко известна, то я ожидала, что Франклин подошлет кого-то, кто сможет заинтересовать меня и воспользоваться своим влиянием. Поэтому я ждала с нетерпением. Я просто умирала от любопытства. Но я не ожидала встретить вас. Это был гроссмейстерский ход — прислать молодого, привлекательного, наивного идеалиста, принципиального и искреннего. Франклин знал, что мне скучны принципы, но я ценю честность и искренность. Они меня просто обезоруживают. А принципы — это же просто смешно. Демократия никогда не победит.
— Совершенно верно, Ваше Величество, — поддержал Екатерину Шеттфилд, стоявший среди свиты.
— Но, Ваше Величество… — немедленно ощетинился я.
— Молчать! Больше никогда не смейте перебивать меня, ясно? — к концу фразы голос императрицы снова стал спокойным, но в нем прозвучала скрытая угроза, и мы с Шеттфилдом прикусили языки.
— Демократия, — почти презрительно сказала Екатерина. — Я знала многих людей, рассказывавших о демократии и ее принципах, но не видела ни одного, кто был бы готов умереть за нее.
Она посмотрела мне в глаза.
— Я видела многих, готовых на какое угодно предательство и унижение ради денег, власти или славы. Вы отказались от всего этого ради чего-то совсем иного. И в этом смысле вы выиграли.
— Ваше Величество… — взмолился Шеттфилд.
— Наши с вами переговоры закончены, лорд Шеттфилд, — холодно сказала она. — Вы не сможете отнять у Америки независимость.
— Сможем, если вы дадите солдат…
— Не дам. Я не собираюсь посылать своих солдат на бессмысленную смерть.
— Король Георг не думает, что американские колонисты могут оказать серьезное сопротивление.