— Но это невозможно!.. Перестанешь ли ты, наконец, издеваться?
— Замолчи! Я верну тебе все твои корабли вместе со всем их грузом только с тем условием, чтобы ты дал мне слово исполнить без протеста мою первую же просьбу.
— Нужно бы сперва узнать, какого рода будет эта первая просьба, — заметил ди Понте, кусая губы.
В это самое время синьорина Джиованна прошла мимо отца, ведя под руку какую-то пожилую даму, которой годы и здоровье не позволяли более присутствовать на празднике. Бартоломео и Азан обменялись вызывающими взглядами, когда красавица исчезла из их вида; они поняли друг друга. Бартоломео осмыслил внезапно тяжесть жертвы, к которой его обязывал Азан, а далмат подумал, что смерть покажется ему благодеянием, если Джиованна будет принадлежать не ему, но другому.
VIII. Не всегда можно верить послам
Джиованна выглядела настоящей королевой в своем платье и бриллиантовом ожерелье. Чудная красота ее могла бы привести в восхищение даже самого тонкого ценителя прекрасного: у нее был широкий чистый лоб, густые светло-русые волосы, составлявшие резкую противоположность тонким и темным бровям, маленький ротик с чудными пунцовыми губками, как будто нарисованными кистью художника, и большие черные глаза, смотревшие на всех с детским простодушием и беспечностью. Добавим ко всему ослепительно белый цвет прелестного личика, и портрет Джиованны будет окончен.
— Бартоломео, — заговорил Азан глухим голосом. — Она слишком хороша, для того чтобы забыть ее или отказаться от обладания ею, когда держишь в руках участь ее отца.
— Да! — вздохнул хозяин. — Я согласен на все, чтобы вернуть свои корабли и остаться богатейшим негоциантом Венеции, соперником патрициев и врагом сената. Джиованна не должна терять ничего из принадлежащего ей в настоящее время.
— Знай же, господин, что я могу возвратить тебе твои корабли. Для этого достаточно изменить сенату в пользу Комнина и возвести в дожи плебея Бартоломео ди Понте, или обогатить тебя, выдав с твоей помощью республике Комнина!
Сердце Бартоломео шевельнулось и замерло, и он с большим трудом устоял на ногах.
— Неужели император Мануил будет в Венеции? — спросил он, задыхаясь от сильного волнения.
— Не увлекайся, мой бывший господин! Здесь не место для разговора о серьезных предметах. Займись пока гостями да проследи за тем, чтобы твоя Джиованна не была унижена любовью патриция, которому нельзя вести ее к венцу!
— Что ты хочешь сказать? — спросил все более и более изумлявшийся негоциант.
— Валериано Сиани поджидает в саду твою непорочную Джиованну, — отвечал Азан. — Этот никчемный посланник забыл свои обязанности из-за любовных мечтаний. Он сгорает от желания видеть твою дочь и надеется, что ему удастся это сделать.
— Как?! Неужели у него хватило наглой смелости прокрасться в мой дом? — пробормотал глухо Бартоломео. — Не считает ли он меня простаком? О, да я обойдусь с ним, как обошелся бы с вором. Я с огромным наслаждением унижу перед всеми этого беззастенчивого патриция-изменника, который был причиной моего разорения!
— Перед всеми — сказали вы? — проговорил далмат. — Вы, конечно, не в своем уме! Неужели вы хотите подобным скандалом запятнать навсегда репутацию Джиованны? Терпение, господин Бартоломео! Улыбайтесь, заставьте музыкантов играть, а молодежь плясать!.. Пусть все думают, что у вас хорошо на душе… Ну а теперь расстанемся.
Ди Понте последовал совету Иоанниса, объявив, что пора начать увеселения. Почти следом за этим в зал вошла труппа танцоров. Последних сопровождали три девочки замечательной красоты, одетые в прозрачные газовые туники, с шарфами из индийской кисеи, вышитыми золотом. Волосы их были убраны живыми цветами, а цитры[13], надетые через плечо на шелковом шнурке, были увиты лентами самых ярких цветов. Когда водворилась тишина, все три девочки подошли к прекрасной Джиованне и запели под аккомпанемент цитр народную песню, каждый куплет которой заключал в себе пожелание счастья дочери негоцианта. Припев ее был следующий: «Да будет святая Екатерина вашей заступницей. Да хранит вас Пресвятая Дева под своим покровом! Да будет святой Антоний вашим ангелом-хранителем».
Песня соответствовала душевному настрою молодой красавицы и, видимо, растрогала ее.
— Благодарю вас за истинно прекрасную песню, — проговорила она, обращаясь к певицам. — Идите за мной, я хочу подарить вам всем что-нибудь на память обо мне.
Певицы последовали за Джиованною, и последней показалось, будто одна из них сделала ей какой-то таинственный знак. Но, обратив на девочку взгляд, полный удивления, она встретила на лице ее спокойную улыбку.