Но за ним тем не менее признавали три качества, доказанные фактами: замечательный ум, большую исполнительность и рабскую покорность своему господину. Азан очень нередко подвергался насмешкам и глумлению товарищей, но до каких размеров они бы ни достигали, он отвечал на них презрительным молчанием.
Судя по этим данным, можно было подумать, и едва ли ошибочно, что далмат отказался от прав на свою жизнь и принес ее в жертву какой-то крайне важной и таинственной цели.
Приблизившись к беседке, где сидели посланники, Азан отвесил почтительный поклон и остановился в молчании.
— Ты пришел доложить о каком-нибудь деле? — спросил его Сиани.
— Да, синьор! — отвечал с покорностью далмат. — Венецианский священник и несколько торговцев прибыли одновременно с толпою вашей прислуги, возвратившейся с праздника, и все без исключения спрашивают милости дозволить им явиться.
— Теперь вовсе не время для таких аудиенций! — проговорил Молипиери.
— В таком случае я так и скажу им, — ответил тихо далмат и, поклонившись опять молодым людям, направился было назад.
— Азан! — крикнул Сиани повелительным голосом.
Далмат остановился.
— По какому же делу пришли эти торговцы?
— Они пришли к вам с жалобой!
— Везде только и слышатся, что жалобы, да жалобы! — проговорил задумчиво и печально Сиани. — Проведи их сюда! — прибавил он, обращаясь к Азану.
II. Открытие государственной тайны
Прошло немного времени, и в глубине аллеи показались священник, несколько человек, принадлежавших, видимо, к торговому сословию, и целая орава работников посольства.
Волнение, выражавшееся в лихорадочной поступи и в жестах просителей, было еще сильнее заметно по сравнению со спокойным и бесстрастным лицом провожавшего их в щегольском костюме Азана Иоанниса. Как лица, так и руки людей носили еще свежие кровавые следы рукопашного боя, одежда их превратилась в лохмотья. Священник, очевидно, пострадал больше прочих: он еле передвигал ноги, и то еще при помощи посторонней поддержки.
Молодые посланники узнали в нем монаха Бенедетти, прибывшего сюда с венецианским флотом в скромном звании сборщика добровольных пожертвований.
Сиани поспешил усадить его в кресло и, окинув взглядом изорванный костюм своего мажордома, носивший явный след кровопролитной свалки, он спросил недовольным и отрывистым голосом:
— Объясните, мэтр Пьетро, что могло вас привести в такой вид!
— Синьор! — отвечал спокойно Пьетро. — Мы попали в засаду и, если вы позволите, то я вам расскажу все подробности дела.
— Да, но только с условием не растягивать их! — вмешался Молипиери.
— Вот вам сущая правда! — продолжал мажордом. — Несколько дней назад, когда мы толковали о сегодняшних бегах, Азан заметил, что знакомый ему молодой мусульманин, прозванный Измаилом, приобрел не очень давно в Бланкервальских конюшнях чистокровную лошадь. Он также сказал, что прекрасное и гордое животное победит в беге всех других рысаков и выиграет приз, конечно, при условии, чтобы им управлял такой лихой наездник, каким был Измаил. Говоря откровенно, мы никак не могли отрешиться от мысли выиграть этот приз, сложили воедино наши скудные средства, ну и купили лошадь.
— Но, — перебил его нетерпеливо Орио, — этот рассказ нисколько не объясняет дела!
— Простите, синьор Молипиери, — отвечал мажордом, — он служит предисловием к настоящим событиям. Сегодня поутру, согласно заключенному между нами условию, Измаил взял коня и выехал на бега. Но, пройдя только треть расстояния до цели, упрямое животное, я говорю о лошади, внезапно заартачилось и не двигалось с места. Напрасно Измаил напрягал свои силы, стараясь победить его сопротивление и взывая неистово о помощи к Аллаху и его пресвятому пророку, конь стоял неподвижно: он как будто прирос копытами к арене. Эта глупая сцена обратила на нас все внимание публики. Толпа рукоплескала оглушительным образом и огласила воздух насмешливыми криками: «Это Троянский конь, очистите дорогу Троянскому коню!»
Мы поспешили укрыться от этого скандала, захватив с собой несчастного наездника. Но Измаил не мог, по его уверению, возвратить наши деньги, не заявив об этом своим старшим товарищам: он просил нас пройти до Ломбардского рынка, где они находились и где мы их застали за покупкой товаров у этого известного, почтенного торговца.