Вайолет Хаммерсли лучше остальных понимала, что та часть дня, которую лондонцы привыкли называть утром, определялась не столько часами и вращением планеты, сколько образом жизни. Прислуга вставала в четыре, чтобы разжечь огонь и согреть воду. Ее служанка могла не подниматься с кровати до десяти. Сегодня для Вайолет утро закончилось в час дня, когда она пришла к герцогине Хантингтон, Пенелопе Фрейн.
— Вайолет, дорогуша, вы должны быть довольны. Ваш бал будет настоящим событием, — благоухающая Пенелопа слегка обняла ее, а дворецкий проводил до двери большого дома на Парк-лейн.
— Я так рада, что вы согласились помочь мне, Пенелопа. Благодарю вас.
— Ах, не утруждайте себя, у вас в голове наверняка сотни забот, и предстоящий королевский визит в том числе. Как вы со всем справляетесь?
— К счастью, принц Молдавии — гость моего брата, а отель «Милуэрт» удовлетворит любые королевские прихоти. Вы ведь не думали, что я пожертвую нашим благотворительным балом ради этого визита?
— Вовсе нет. Мои друзья рады покровительствовать такому прекрасному начинанию. Что может быть благороднее, чем поддержка бедствующих сестер, которые обшивают нас. — Герцогиня зашуршала подолами своих пышных юбок болотного цвета. Она взяла Вайолет за руку и кивком головы отпустила дворецкого. — Я сама провожу мисс Хаммерсли, Койл.
Благородное начинание.
Голова Вайолет гудела от мысли о предстоящем бале, но слова Пенелопы снизили значимость блестящего бала. Собрание общества в поддержку нуждающихся вдов было куда более важным мероприятием. Возможно, она зашла слишком далеко, вообразив себя образцом благородной дамы.
Не то, чтобы Вайолет грезила о балах, как любая девочка. Она мечтала о своем кабинете и об отцовском банке. После смерти мамы несколько месяцев папа не знал, что делать со своей серьезной большеглазой дочуркой. Ее брат учился в частной школе, а папа не хотел оставлять Вайолет дома в одиночестве. Поэтому каждое утро он брал ее с собой в банк, где разрешал сидеть в большом кожаном кресле в своем кабинете.
Вайолет обожала папино место работы. В то время она еще ничего не знала о старинных афинских храмах, с которых было скопировано здание банка, но ее все равно привлекали великолепные колонны и роскошная атмосфера. А еще маленькой девочке здесь никогда не было скучно. Особенно ей нравилось сочетание разных звуков: шелест бумаг, стук шагов, скрип перьев, приглушенные голоса и чуть слышный шум лондонских улиц.
С тех пор Вайолет мечтала о таком же кабинете, как у отца. И была уверена, что станет банкиром. Партнеры отца останавливались в коридорах, чтобы поздороваться с ней, и предлагали решить задачки, на которые она всегда знала ответы.
Когда Вайолет исполнилось тринадцать, папа сильно удивился, узнав о ее мечте. Он говорил, что девочки не бывают банкирами. А когда она спросила его, кем же девочки бывают, он, всплеснув руками, ответил, что ей нужно думать о чем-то женском, а не о банке — деле для мужчин.
Поначалу Вайолет недоумевала по поводу такого разделения мира на женский и мужской. Она вспоминала странных французов, которые в своем языке даже существительные делили на женские и мужские. И тогда девочка спросила папу, по какому принципу вещи принадлежат тому или иному роду.
Папа снова пожал плечами. Он полагал, что это и так понятно. Тогда Вайолет составила список того, что ее интересовало, и показала своему брату Фрэнку. Он рассмеялся и сказал, что ничто из списка девчонок не касается: ни банковское дело, ни закон, ни юриспруденция, ни архитектура, ни паровые двигатели. В ответ Фрэнк составил другой список: шляпки, перчатки, туфли, благотворительность, книги, балы.
— Вот это — для девчонок.
Вспоминая сейчас тот случай, Вайолет улыбнулась про себя. До последнего пункта в списке Фрэнка ей пришлось проделать долгий путь. Но сейчас, когда она до него добралась, у нее не было времени на сомнения по поводу своего жизненного пути. Кроме того, подготовка к балу требовала времени.
А герцогиня, как назло, никуда не спешила. Они медленно шли к лестнице. Сзади на положенном расстоянии следовал слуга с коробкой приглашений.
Вайолет не могла сказать, что они с Пенелопой дружны. Их знакомство с ее светлостью герцогиней Хантингтон насчитывало всего несколько недель, так что рано было говорить о какой-то близости. Хотя Пенелопа настаивала, чтобы они называли друг друга по именам, опуская титулы.