Черт.
Я пытаюсь придумать лучший способ закончить это предложение, чем голая правда, но мой разум совершенно пуст, если бы не серьезное выражение лица Эллиота и то, как нежно его руки обхватывают стакан с водой. Он разгадывает меня.
Он ждет и наконец спрашивает: — Который что, Мейс?
Черт побери. — Благодаря которому я не чувствовала себя предателем по отношению к…
Эллиот подхватывает мое незаконченное предложение нежным — О. Да.
Я встречаю его взгляд.
— У меня такого никогда не было, — тихо добавляет он.
Вообще — то, это минное поле. Моргнув в сторону стола, с сердцем в дыхательном горле, я продолжаю: — Так вот почему я согласилась, когда он сделал мне предложение, импульсивно. Я всегда говорила себе, что за первого мужчину, с которым я буду вместе и не буду чувствовать себя неправильно, я выйду замуж.
— Это похоже на… какие — то прочные критерии.
— Это было правильно.
— Но на самом деле, — говорит Эллиот, проводя пальцем по капле воды, попавшей на столешницу, — согласно этим критериям, технически этим человеком не могу быть я?
Официант — мой новый любимый человек, потому что он подходит, намереваясь принять наш заказ, как раз после того, как Эллиот говорит это, не давая мне возможности танцевать неловкий танец без ответа.
Взглянув на меню, я говорю: — Я буду такос дорадос и цитрусовый салат. — Подняв глаза, я добавляю: — Я позволю ему выбрать вино.
Как я, наверное, и предполагала, Эллиот заказывает кальдо тлальпеньо — он всегда любил острую пищу — и бутылку совиньон блан 'Хорс энд Плуг', после чего с тихой благодарностью передает свое меню официанту.
Повернувшись ко мне, он говорит: — Я точно знал, что ты собираешься заказать. Цитрусовый салат? Это как мечта Мейси о еде.
Мои мысли спотыкаются друг о друга: как это просто, как мы синхронизированы с самого начала. Это слишком просто, правда, и это кажется неверным в действительно сюрреалистическом и отсталом смысле по отношению к человеку, который находится в паре миль отсюда, устанавливая телевизор в маленьком доме, который мы делим. Я сажусь, стараясь придать своей позе некоторую эмоциональную дистанцию.
— И она отступает… — говорит Эллиот, изучая меня.
— Мне жаль, — говорю я. Он читает каждое мое движение. Я не могу винить его за это; я делаю то же самое. — Это стало казаться слишком знакомым.
— Из — за жениха, — говорит он, откидывая голову назад, указывая на другое место. — Когда свадьба?
— У меня довольно напряженный график, поэтому мы еще не назначили дату. — Отчасти это правда.
Поза Эллиота говорит мне, что ему нравится такой ответ — каким бы неискренним он ни был — и это усиливает тревогу в моем животе.
— Но мы думаем о следующей осени, — быстро добавляю я, отступая от истины еще дальше. Мы с Шоном вообще не обсуждали даты. Эллиот сужает глаза. — Хотя, если это останется на мое усмотрение, это произойдет в чем бы мы ни были одеты в здании суда. Очевидно, мне действительно неинтересно планировать свадьбу.
Эллиот молчит в течение нескольких напряженных секунд, просто позволяя моим словам отражаться вокруг нас. Затем он говорит мне простое — Ах.
Я неловко прочищаю горло. — Итак, расскажи мне, чем ты занимался?
Он прерывается лишь ненадолго, когда официант возвращается с нашим вином, показывает Эллиоту этикетку, открывает его на столе и предлагает попробовать. Есть способы, с помощью которых уверенность Эллиота бросает меня в дрожь, и это один из них. Он вырос в самом сердце Калифорнийской винной страны, поэтому ему должно быть комфортно, но я никогда не видела, чтобы он пробовал вино за столом. Мы были так молоды…
— Это великолепно, — говорит он официанту, затем поворачивается ко мне, пока тот наливает, явно отгоняя его от своих мыслей. — Как далеко назад мне идти?
— Может, начнем с сегодняшнего дня?
Эллиот откидывается на стуле, задумывается на несколько мгновений, прежде чем, кажется, решает, с чего начать. А потом все вываливается из него, легко и подробно. Он рассказывает мне, что его родители все еще живут в Халдсбурге (— Мы не могли заплатить папе, чтобы он ушел на пенсию); что Ник — младший — окружной прокурор округа Сонома (— То, как он одевается, прямо из какого — нибудь плохого криминального сериала, и я бы сказал это только в этом безопасном пространстве, но никто не должен носить акульи шкуры); Алекс учится в средней школе и увлекается танцами (— Я даже не могу обвинить в своих восторгах братскую гордость, Мейс. Она действительно хороша); Джордж — как я знаю — женат на Лиз и живет в Сан — Франциско (— Он в костюме, в офисе. Я, честно говоря, никогда не могу вспомнить, как он работает); а Андреас живет в Санта — Розе, преподает математику в пятом классе, женится в конце этого года (— Из всех нас вероятность того, что мы будем работать с детьми, была наименьшей, но оказалось, что у него это получается лучше всего).