— Зрелый, — ответил он без колебаний, его голос был низким и хриплым.
Мой румянец вспыхнул на коже, оставив на щеках жгучий красный след, который, как мне показалось, остался надолго после того, как он оставил попытки поймать мой взгляд.
— Твое?
Я подняла на него глаза, его ореховые глаза были широкими и любопытными, что — то более дикое едва сдерживалось в темном кольце черноты вокруг его радужки. Под поверхностью, под словом — Твое? — было что — то более голодное: зубы на коже, ногти, звук его рычания моего имени. Эллиот был сексуальным. Какой мальчик в нашем возрасте использовал слово 'зрелый'?
В мире не было больше никого, похожего на него.
— Прозрение, — тихо сказала я.
Он облизал губы и улыбнулся. Что — то под поверхностью стало темнее, настойчивее. — Это тоже хорошо.
Я посмотрела вниз на его руку, гладя ее большим пальцем, и сказала: — Я думаю, нам стоит перестать притворяться, что мы не вместе.
Когда я подняла глаза, его улыбка стала шире. — Я согласен.
— Хорошо.
— Я собираюсь поцеловать тебя на прощание, — сказал он.
Я наклонила лицо к нему и снова сказала — Хорошо, — когда почувствовала его дыхание на своем рту, его руку, обхватившую мою челюсть. Мои губы разошлись навстречу его губам, и, как и раньше, казалось естественным присосаться к его рту, позволить его языку коснуться моего, попробовать его звуки на вкус. Его пальцы скользнули в мои волосы, и теперь обе руки обхватили мою голову, прижимаясь ко рту.
И почему мы делали это здесь, где мы не могли лежать и целоваться, пока наши рты не онемеют, а тела не запылают? Даже от этого крошечного прикосновения мне было больно. Я хотела, чтобы он снова был надо мной, хотела последнего напоминания о его весе и жестком присутствии его потребности во мне, давящей между моих ног.
Я издала небольшой сдавленный вздох, и он отстранился, переводя взгляд с меня на него.
— Мы будем делать это медленно, — сказал он.
— Я не хочу делать это медленно.
— Это единственный способ убедиться, что мы сделаем все правильно.
Я кивнула в его руках, и он поцеловал меня еще раз. — Увидимся через две недели.
Сейчас: Четверг, 23 ноября
Дез выходит из ванной, вытирая руки о джинсы, как будто он зашел туда по обычным причинам, а не для того, чтобы спрятаться от битвы бывших в гостиной. Он смотрит вверх с яркой улыбкой, которая медленно тает, когда он понимает, что Рейчел больше нет с нами.
— Серьезно? — спрашивает он Эллиота, который беспомощно пожимает плечами.
— Я не знаю, что ей сказать, — говорит Эллиот. — Она сказала, что все будет хорошо. Но очевидно, что это не так.
Эллиот поворачивается и направляется на кухню. Я могу сказать, что его беспокоит то, что Рейчел ушла, и мне хочется думать, что это потому, что он человек с нежным сердцем, а не потому, что он беспокоится, что что — то испортил с ней надолго.
Но, Господи, кто мог не предвидеть этого за милю?
Он стоит у небольшого очага, наклоняется, чтобы проверить индейку, а затем опирается обеими руками о край плиты, делая несколько глубоких вдохов.
Я встречаю взгляд Деса, и он поднимает подбородок, говоря мне идти туда. — Он ужасен в этом дерьме.
И это выбивает меня из колеи. Я уверена, что Дес абсолютно прав, но мне нужно перестроиться, чтобы поверить в это: между нами двумя, Эллиот всегда был лучше в управлении сложными эмоциями.
Несмотря на то, что кухня светлая, с огромным окном в одном конце, она кажется крошечной. Я скольжу руками по спине Эллиота, чувствуя, как напрягаются мышцы, и перехожу к его плечам, разминая их.
Прикосновения настолько интимны, что я понимаю, что не могу долго лгать ему о Шоне, не выглядя при этом как заигравшаяся дразнилка. Он вопросительно смотрит на меня через плечо.
— Мне жаль, — говорю я. — Я чувствую, что, возможно, мне не следовало приходить.
Он поворачивается ко мне лицом, прислоняясь спиной к плите. — Я действительно хочу, чтобы ты была здесь. То, что ты была приглашена, не обсуждалось. У нее был выбор, приходить или нет.
— Я знаю, но вы с ней давно дружите.
Отвернувшись в сторону, он смотрит в окно, его челюсть напряжена, пока он думает. Его профиль такой… взрослый. В моем мозгу все еще слишком много образов молодого Эллиота. Смотреть на него сейчас — все равно что смотреть через телескоп в будущее. Так странно быть так близко к нему и представлять все моменты, которые он пережил без меня.
— Нам действительно нужно поговорить, в какой — то момент, — шепчет он.