Папа называл это 'мебельным хворостом'. Я этого не понимала.
Может быть, если бы я позволила себе подумать об этом несколько секунд, я бы и подумала, но единственной мыслью за все девяносто минут езды было то, что мы едем в дом, который мама никогда не видела. Да, она хотела, чтобы мы это сделали, но она не выбирала его, она его не видела. В этой реальности было что — то ужасно кислое. Папа по — прежнему ездил на своем грохочущем старом зеленом 'Вольво'. Мы по — прежнему жили в том же доме на Роуз — стрит. Все предметы мебели в нем стояли еще при жизни мамы. У меня была новая одежда, но мне всегда казалось, что мама выбрала ее благодаря какому — то божественному вмешательству, когда мы ходили по магазинам, потому что папа приносил мне самые большие и мешковатые вещи, и неизменно какая — нибудь сочувствующая продавщица прибегала с охапкой более подходящей одежды и заверениями, что да, это то, что сейчас носят все девочки, и нет, не волнуйтесь, мистер Соренсен.
Выбравшись из фургона, я поправила рубашку на поясе шорт и уставилась на команду, собравшуюся на нашей гравийной дорожке. Первым я заметила Эллиота — знакомое лицо в толпе. Вокруг него стояли еще трое мальчиков и двое улыбающихся родителей.
Видение этой лопающейся от натуги семьи, ожидающей помощи, только усилило боль, пробивающуюся из груди к горлу.
Мужчина — так явно отец Эллиота, с густыми черными волосами и заметным носом — побежал вперед, протягивая руку, чтобы пожать папе руку. Он был ниже отца всего на пару дюймов — большая редкость.
— Ник Петропулос, — сказал он, повернувшись, чтобы пожать мою руку. — Вы, должно быть, Мейси.
— Да, сэр.
— Зовите меня Ник.
— Хорошо, мистер…. Ник. — Я никогда в жизни не представляла, как можно называть родителей по имени.
Усмехнувшись, он обернулся к папе. — Подумал, что тебе не помешает помощь в разгрузке всего этого.
Папа улыбнулся и сказал со своей фирменной простотой: — Очень мило с твоей стороны. Спасибо.
— А еще я подумал, что моим мальчикам не помешало бы немного потренироваться, чтобы они не били друг друга весь день. — Мистер Ник протянул толстую волосатую руку и указал. — Вон там вы увидите мою жену, Дину. Мои мальчики: Ник — младший, Джордж, Андреас и Эллиот.
Трое крепких парней — и Эллиот — стояли у подножия наших ступенек и смотрели на нас. По моим прикидкам, им всем было около пятнадцати — семнадцати лет, кроме Эллиота, который так сильно отличался от своих братьев, что я не была уверена, сколько ему лет. Их мать, Дина, была грозной — высокая и кривоногая, но с улыбкой, от которой на ее щеках появлялись глубокие дружелюбные ямочки. За исключением Эллиота, который был похожим на своего отца, все ее сыновья были похожи на нее. Сонноглазые, с ямочками, высокие.
Милые.
Рука отца обхватила меня за плечи, притягивая ближе. Я гадала, был ли это защитный жест или он тоже чувствовал, насколько вялой казалась наша крошечная семья по сравнению с ним.
— Я не знал, что у вас четверо сыновей. Думаю, Мейси уже познакомилась с Эллиотом? — Папа посмотрел на меня в поисках подтверждения.
В периферийном зрении я видела, как Эллиот неловко переминается на ногах. Я хитро ухмыльнулась. — Да, — сказала я, добавив своим лучшим тоном 'Кто это делает?': — Он читал в моей комнате.
Мистер Ник отмахнулся от этого. — В день дня открытых дверей, я знаю, знаю. Скажу честно, этот ребенок любит книги, и эта комната была его любимым местом. Его приятель Такер приходил сюда по выходным, но теперь его нет. — Посмотрев на отца, он добавил: — Семья поднялась и переехала в Цинциннати. Винная страна в Огайо? Вот дерьмо, да? Но не волнуйся, Мейси. Этого больше не случится. — Улыбаясь, он последовал за стоическим маршем отца вверх по ступенькам. — Мы жили по соседству последние семнадцать лет. Мы были в этом доме тысячу раз. — Под его рабочим ботинком скрипнула ступенька, и он нахмурился. — Эта всегда была проблемой.
Даже в моем возрасте я видела, как это повлияло на осанку отца. Он был покладистым парнем из метро, но непринужденное знакомство мистера Ника с имуществом сразу же придало его позвоночнику жесткость мачо.
— Я могу это исправить, — сказал папа нехарактерно глубоким голосом, опираясь на скрипучую ступеньку. Желая заверить меня, что каждая крошечная проблема будет устранена, он тихо добавил: — Я тоже не в восторге от входной двери, но ее достаточно легко заменить. И все остальное, что вы увидите, скажите мне. Я хочу, чтобы все было идеально.