Мне нужно переварить это в течение двух, трех, четырех вдохов. — Ты проснулся со штанами на коленях, Элл. Это не навело тебя на мысль?
— Это та часть, которую я не могу понять, — шепчет он. — В моей голове это была ты. В моей голове ты пришла на вечеринку, нашла меня в отключке на кровати Криса. В моей голове ты опустилась на меня, забралась на меня сверху. Я не помню, как занимался сексом с Эммой той ночью. Я помню, что занимался сексом с тобой.
— Ты слышишь себя? — Я уставилась на него, разинув рот. Внутри моей грудной клетки сердце гулко стучит при этих словах. Я никогда не опускалась до него — а она опускалась? — Ты слышишь, как на заднем плане кричит счетчик дерьма? Ты хочешь сказать, что в ту ночь, когда у тебя был секс с Эммой, ты думал, что это была я?
Эллиот застонал, проводя рукой по волосам. — Я понимаю, насколько безумно это звучит. Даже в то время я не мог разделить эту ночь на части, и у меня было одиннадцать лет, чтобы попытаться осмыслить это. Я был так пьян, Мейс. Я помню, как проснулся от ощущения твоего рта на мне. Я помню, как трогал твои волосы, говорил с тобой, подбадривал. И когда я оглядываюсь назад, я все еще вижу твое лицо, когда она забралась на меня.
Он качает головой, зажмурив глаза, и когда он говорит это, я вспоминаю, что начал говорить Брендон, что — то о том, что Эллиот не сможет.
— Я проснулся, — продолжил он, — и испытал момент волнующего смущения, потому что дверь спальни Криса была открыта, и несколько человек ходили вокруг и убирали дерьмо. Я был совершенно один с болтающимся членом. Я написал тебе смс, спрашивая, куда ты ушла. Два дня я продолжал думать, что у меня был пьяный секс с моей девушкой на вечеринке. Я думал, что ты смущена или зла на меня за то, что я так напился, и поэтому не звонила.
Неужели это его правда — какая — то тихая, душераздирающая ошибка? Часть меня болит за эту версию событий, мне так хочется в нее верить, что зубы сжимаются. Другая часть меня хочет кричать, что это крошечное нытье пьяного недоразумения все распутало. Это должно было быть что — то серьезное, что — то грандиозное. Что — то достойное того, что последовало за этим.
— Если бы ты позволила мне объяснить…, — тихо говорит он, глядя на меня в недоумении. — Я звонил тебе снова и снова…
— Я знаю, что звонил.
Я знала, что Эллиот звонил несколько раз в день, в течение нескольких месяцев. После этого я никогда не проверяла свой старый электронный почтовый ящик, но если бы проверила, там, вероятно, тоже были бы десятки непрочитанных сообщений.
Я знала, что его сожаление было огромным.
Но проблема была не в этом.
— Я облажался, — говорит он, — но Мейси, даже если это плохо — а я знаю, что это было плохо, — неужели это того стоило? — Он жестикулирует между нами. — Неужели этого было достаточно, чтобы ты просто… бросила меня? После всего? Чтобы не разговаривать со мной — никогда больше?
Я смотрю на него, выхватывая слова из общей массы, расставляя и переставляя их в предложения. Теперь история с Эммой кажется такой маленькой. Это было всего лишь первое домино. — У нас было глубокое, нерушимое доверие, понимаешь — и ты его нарушил, нарушил — но дело не только в этом. Это… это я. Это тоже я.
— Ты не думаешь, что я заслужил шанс объяснить? — спрашивает он, не понимая моей бессвязности, сдерживаемые эмоции делают его голос напряженным.
Я вижу, что он ждет ответа. И ответ — да, конечно, он заслуживал шанса объясниться. Конечно, заслужил. В альтернативной реальности он позвонил бы мне позже в тот день, и я бы ответила.
— Я любил тебя, — сказал он. — Я всегда любил тебя. Для меня никогда не существовало никого, кроме тебя, ты знала это.
Я путаюсь в словах: — Это была очень плохая… это была плохая ночь…
— Я знаю, что это было плохо, Мейс. — Его голос становится более жестким, почти неверящим. — Мы были друг для друга первой любовью, первым сексом, первым всем. Но давай. Это бой на выбывание. Это не… исчезновение на десятилетие.
— Это было не только это. — Мое сердце и мой рот, кажется, согласны, что мы не можем, на самом деле, сделать это прямо сейчас.
Металл скрипит об асфальт в моих ушах. Я закрываю глаза, трясу головой, чтобы прочистить их.
— Ты хоть представляешь, каково это было? — спрашивает он, все больше расстраиваясь из — за моей невнятной болтовни. — Каждый день я просыпался и думал, будет ли это день, когда я снова увижу тебя. А если увижу, то как все пройдет? Я так по тебе скучал. Мне двадцать девять, и я никогда не любил другую женщину. — Он смотрит на меня, не мигая. — И каждая женщина, с которой я был, знает это, к несчастью для них.