Тед, ссутулившись, стоял возле бара и читал журнал. Он ничуть не изменился: все та же потертая коричневая куртка поверх болотного свитера, джинсы мешком, высокие кроссовки. Как будто расстались неделю назад. По-дружески облапив друг друга, мы посмеялись, что встретиться довелось в «Койоте».
«Гадкий койот» расположен по соседству с тем местом, где раньше находился «Деревенский идиот». На самом деле заведение именуется «Салун у Гадкого койота», но завсегдатаи называют его запросто «Койот». На первый взгляд это обычный кабак в цоколе проседающего жилого дома между Восточной Девятой и Десятой улицами. Но вошел в моду он благодаря тому, что внутри.
Представьте длинное узкое помещение. Вдоль левой стены тянется пропитавшаяся пивом барная стойка. Справа шесть или восемь деревянных кабинок. За баром широкое, потускневшее от дыма и времени зеркало, над ним пожелтевший от дыма «Веселый Роджер» и надпись: «НАПИТЬСЯ МОЖЕТ ЛЮБОЙ. СТАНЬ ГАДКИМ!» Клиентура соответствующая: мускулистые и пузатые дальнобойщики да затянутые в кожу байкеры, забившие всю обочину возле бара своими «Харлеями». Татуировки здесь дело привычное, даже у немногочисленных представительниц слабого пола, рискнувших сюда сунуться. Выбор скуднейший — крепкие напитки да пиво «Пабст Блю Риббон». Из развлечений старый бильярдный стол в конце зала и музыкальный автомат, играющий исключительно «кантри». Не то «кантри», какое играют сейчас. Никаких модных штучек вроде Шанайи Туэйн, Гарта Брукса или Вайнонны. Только Джонни Кэш и Уэйлон Дженнигс, Мерл Хэггард и Пэтси Клайн.
При первом знакомстве «Койот» шокирует. Но если придушить минутное желание сбежать куда подальше, понимаешь, что заведение — настоящий клад. Где еще найдешь такие естественные физиономии? Если, конечно, не боишься наглотаться дыма или получить по морде.
А это проще простого: драки здесь дело обычное. Разнимать их никто не спешит. Зачем портить людям удовольствие? Пусть выяснят отношения и достигнут взаимопонимания. Никто и не обратит внимания на потасовку, пока его не заденут или звон разбитой бутылки и треск поломанного стула не нарушат мирный треп. «Это полезно, — прорычал как-то один из завсегдатаев, больше смахивающий на медведя, когда я побледнел при виде двух байкеров, швырявших друг друга по залу. — Воздух циркулирует».
Казалось, кто-то наткнулся на этот придорожный салун в глубинке не то Алабамы, не то Миссисипи, вырвал его с корнем и на вертолете перетащил на север, сбросив не где-нибудь, а в юго-восточной части Манхэттена. А Тед и я полюбили это место.
— У меня завтра собеседование в «Бизнес уик», — объявил он, как только мы уселись в кабинке и открыли по банке пива.
Тед предпочел бы литровые кружки, но я надеялся, что малые дозы позволят мне хотя бы отчасти соблюсти обет трезвости. Конечно, лучше бы заказать что-нибудь безалкогольное, но в «Койоте» такого не держат. К тому же подобная просьба могла стоить мне жизни.
— Правда? И что тебе светит?
— Предлагают возглавить отделение в Токио.
— Отличная новость.
— Ну это еще бабушка надвое сказала. Предложение неожиданное, но в любом случае лестное. В общем, повезло. Вот только ради какого-то собеседования пришлось отмахать пятнадцать тысяч километров.
— Надеюсь, они оплатят перелет?
Тед кивнул:
— Даже второй билет, для Кэрри.
— Так она тоже в городе?
— Нет, поехала навестить родителей на Лонг-Айленд.
— Ну и как вам Япония?
— Мне нравится. Одно время подыхал со скуки, но теперь привык. Жена с утра до ночи пропадает в музее, работает с одним известным ученым. В прошлом году ее диссертация попалась ему на глаза, теперь работают вместе. И потом, Кэрри в Японии как дома.
— Она ведь училась там, да?
— Хорошая память, — улыбнулся Тед.
Тед и Кэрри женаты три года, хотя познакомились еще в университете, на последнем курсе. Наша теплая компания человек из десяти с разных факультетов тогда обитала в общежитии на одиннадцатом этаже. Маскировались они до последнего — видно, боялись внести раздор в нашу дружбу. А нам было и невдомек. Эти двое были настолько разными людьми, что никто и не заподозрил, что у них роман. Тед вместе с тремя братьями вырос в простой рабочей семье, в крохотном городишке близ Детройта. Он строил из себя «настоящего журналиста»: вечно лохматые волосы, растянутые свитера грубой вязки, очки в металлической оправе, из заднего кармана джинсов неизменно торчит свернутый в трубочку журнал. А еще Тед всегда был страстным болельщиком, назубок знал имена всех спортсменов и мечтал заполучить спортивную рубрику в крупной газете. Кэрри была совсем другой — единственная дочь родителей-интеллектуалов, юность провела в Японии, где ее отец преподавал западную литературу в университете. Кэрри писала работу по изобразительному искусству какой-то там японской династии, с виду была типичным синим чулком, держалась всегда немного особняком и чуточку надменно. Хотя внешность у нее была вполне ничего — миниатюрная, с каштановыми локонами до плеч и большими глазами. Естественно, прилежная тихоня-аспирантка относилась к спорту свысока, если не сказать презрительно.