Так или иначе, а останавливаться было поздно. Она уже вступила на эту дорогу, и ее надо пройти до конца. Но прежде она чувствовала необходимость прояснить некоторые вещи Эдисону Галланту.
Когда официант ушел, она наклонилась вперед и заговорила тихо, но четко:
— Слушай меня очень внимательно. Потому что я не буду этого повторять. Я не лягу, подчеркиваю — не лягу с тобой в постель!
— А вот мне кажется — ляжешь, — сказал он, захватив вилкой салат и отправляя его в рот. Он с хрустом жевал и улыбался ей.
Она тоже положила в рот хрустящий шпинат, хотя не чувствовала никакого аппетита.
— А тебе не приходило в голову, что у меня в запасе может быть припасен еще один… я бы сказала, скандальчик? Мне надо будет только бросить прессе намек. Всего лишь намек. А ты знаешь, что журналисты — лучшие в мире сыщики. Они все сами раскопают, и я останусь в стороне.
Он тяжело сглотнул. Загар сошел с его лица.
— Что ты хочешь сказать этим? Какой скандал ты имеешь в виду?
— Мне кажется, ты знаешь.
— Сука!
Употребление в такой обстановке в ее адрес столь уличного термина изумило ее. Рива заглянула ему в лицо и увидела обращенный на нее убийственный огонь гнева и ярости. Ей вдруг стало зябко. Она была смущена. Под другим скандалом она подразумевала гибель Бет и причастность к этому Эдисона. Всплыви эта история, и она, конечно, нанесла бы ему урон, но совсем не такой крупный, как история с двоеженством. В конце концов, ведь не было никаких доказательств. Спустя минуту ее вдруг осенило, что Эдисон испугался вовсе не в связи со смертью Бет, что он думал о чем-то другом.
Ее глаза сузились. Она сказала:
— Я вообще много о тебе знаю, скажем так, неприятного, Эдисон.
Было видно, что это сильно на него подействовало. Но он справился с собой, нацепил на лицо ничего не значащую ухмылочку и откинулся на спинку стула. Долго молча смотрел на нее, потом проговорил:
— Я недооценивал гебя.
— Надеюсь, ты больше не повторишь эту ошибку.
— Вряд ли. Как много ты знаешь? Я должен знать точно, как много ты знаешь?
У нее появилось ощущение, что она вообще ничего не знает, но вслух она этого, естественно, не высказала.
— Достаточно.
— Некоторые знания бывают вредными для здоровья.
Слова были произнесены спокойным тоном. Тем больше в них слышалось угрозы.
— Я понимаю, — ответила она. — Довольно часто такое случается.
— Ты должна знать, что на пути к губернаторскому креслу я не намерен особо разбираться в средствах и не остановлюсь перед такими условностями, как человеколюбие.
— Похоже, сейчас уже ты мне угрожаешь.
— Просто хочу, чтобы ты все поняла.
Прежде чем сказать очередную фразу, она сделала небольшую паузу.
— По-моему, ты начал терять над собой контроль. Ведь я просила об элементарной вещи.
Он медленно покачал головой справа налево:
— Ты вмешиваешься в мою жизнь.
— Ты вмешался в мою когда-то. Если бы того не было, я бы не чувствовала необходимости сделать этот шаг.
— Вот этого как раз я и не понимаю. Почему все это для тебя так необходимо?
— Я уже сказала тебе. Я не допущу, чтобы ты стал свекром моей племянницы.
— Что ж ты так беспокоишься о ней?
— Как же иначе? Маргарет с тобой не тягаться. Не думаю, что ты послушаешь и Ботинки.
Она устремила на него твердый неподвижный взгляд.
— Да, кстати, о Ботинках. Мы уже с тобой родственники. Через него. Поэтому Джош и Эрин… Четвероюродные или пятиюродные кузены? Да, кажется, так. Ничего, закон допускает такие браки.
— Я не допускаю. Пойми, я не допускаю.
Он наклонился к ней через весь стол:
— Теперь ты слушай меня внимательно. По мне пусть Джош веселится со своей крошкой кузиной так, как ему понравится. Я и пальцем не пошевельну, чтобы помешать ему. Если ему удастся затащить ее в постель — тем больше ему почета. Это докажет, что он мой сын. Ты можешь тут раздуваться передо мной сколько угодно. Мне плевать. Если тебе дорога еще твоя нежная попка, будь очень осторожна с той информацией, которой ты обладаешь. Если станешь играть со мной, леди, я сделаю так, что ты будешь лечиться до конца жизни, А может, тебе сразу наступит конец.
Рива поднялась из-за стола и грациозно бросила салфетку на тарелку.
— Странно ты подбираешь слова, — сказала она. — И странно обращаешься с женщинами. Ты настоящий убийца женщин.
— Рива! — пробормотал Эдисон, резко изменившись в лице. — Рива!
Она пошла прочь, не оглядываясь. В его последних словах прозвучало что-то среднее между яростью и испугом. Она услышала, как за спиной звякнуло серебро приборов. Похоже, с таким шумом он встал из-за стола. Похоже, он шел за ней.
Это немыслимо! Преследовать ее по залу ресторана, на глазах у всех! Она ускорила шаг, лавируя между столиками, едва сдерживаясь, чтобы не побежать. Сзади она услышала топот ног Эдисона, его невнятные извинения. Впереди была лестница. Она бегом спустилась по ней и оказалась в нижнем зале, где множество людей наслаждались роскошными обедами. Наверняка там был кто-то из ее друзей или просто знакомых, но у нее не было времени шарить глазами по залу, она устремилась прямо к выходу из ресторана.
Метрдотель стоял за своей конторкой. Рива на ходу окликнула его и сказала:
— Прошу прощения, но мне понадобилось уйти. Возникла срочная необходимость. Мистер Галлант позаботится о счете.
Человек за конторкой торжественно кивнул, как будто убегающий из ресторана человек — обычное явление. Затем он двинулся на перехват Эдисона.
Рива прошла через распахнутые двери и оказалась на улице. Джордж поджидал ё лимузине чуть поодаль. Едва завидев хозяйку, он тронул машину и подъехал прямо к ней. Не подвел. Она сама открыла дверцу и села. Лимузин тут же рванул с места. Обернувшись, она увидела, как из ресторана выбежали Эдисон и державший его за руку метрдотель. Они смотрели вслед удаляющемуся автомобилю.
Погоня за ней демократического кандидата в губернаторы, да и само ее бегство, выглядело со стороны чрезвычайно глупо. Она должна была бы радоваться, что так своевольно обошлась с Галлантом, но вместо этого ее не покидало ощущение совершенной ошибки.
6
Со стороны казалось, что Анна Галлант увлечена поисками подходящей покупки в антикварных лавочках. Она ходила взад-вперед по всему Ройял-стриту, заглядывая то в одну дверь, то в другую. Прошлась по Шартр, затем вернулась на Ройял. Она брала в руки то фарфор, то серебро, клала на место. Ее пальцы скользили по поверхностям старинных столов из атласного или черного дерева. Она с восторженной улыбкой на устах слушала густой, сочный перезвон часов, по которым жил сам Людовик XV. В особенности, если верить в то, что ею двигал интерес к покупкам, она приглядывалась к ювелирным изделиям, этому вечному утешению жен, оставленных вниманием и лаской мужей. На самом же деле она просто искала приключений.
Это была игра по сценарию «А что, если…». Она с упоением предавалась сейчас этой игре. Что, если ее похитят и она окажется на палубе корабля, совершающего плавание до какого-нибудь далекого иностранного порта? Что, если ею заинтересуется какой-нибудь крупный мафиози? Тогда к ней незаметно подъедет черный лимузин, и сильные руки втащут ее в салон с занавешенными окнами… Что, если внезапно раскроется стена дома и из трещины появится джентльмен в наряде середины девятнадцатого века? Он возьмет ее на руки и исчезнет с ней в романтическом прошлом, откуда нет возврата…
Все это, разумеется, было чистой фантазией. Она и не рассчитывала, что с ней случится что-нибудь подобное. А даже если и случилось бы, то получить от этого удовольствие ей помешала бы скованность, боязнь последствий и вообще… Да и с какой стати этому случаться именно с ней? Ведь никогда в ее жизни ничего подобного не было. И не будет.
Несмотря на это, она получала огромное удовлетворение от прогулок по французскому кварталу Нового Орлеана. Здесь, бывало, случалось много опасного и загадочного. Раньше это место называли Греховным Городом, позже Городом Оставленной Осторожности и, наконец, Городом Великого Пофигизма. «Пусть катятся добрые времена!» В этой фразе заключалась вся философия и основной лозунг Нового Орлеана. Казалось, здесь все возможно.