Эдисон не одобрял ее прогулок по этим местам. Впрочем, она была уверена, что такое его отношение было продиктовано вовсе не заботой о ее безопасности, а страхом за то, что она ввяжется в какую-нибудь историю, которую потом придется расхлебывать ему. Он не одобрял, но и не запрещал ей ходить сюда. Она полагала, что в этом выражается его тайное желание избавиться от нее.
Новый Орлеан имел вообще-то дурную репутацию с точки зрения криминала. Особенно его французский квартал. Здесь были такие боковые улочки, в которые она боялась заглядывать даже при свете дня, не то чтобы рисковать ходить там ночью. Дело заключалось в том, что ей вполне хватало слабого, едва ощутимого чувства риска. Достаточно прогулок по Шартр-, Ройял — или Бурбон-стрит. Дурного здесь ждать не приходилось: всегда слишком много туристов и полицейских патрулей.
Она любила этот квартал: запахи жарящейся морской еды, жженого сахара, исходившие из многих здешних ресторанов, горькая острота горчицы, доносившаяся от будок, в которых обосновались торговцы «горячими собаками», еле слышный шелест листвы и аромат цветов, долетавшие из дворов. Наконец, особый запах старинных книг, антиквариата, различных ароматических смесей и снадобий, любовного масла, происходивший из распахнутых дверей множества лавок и лавчонок. И всегда — дуновение реки, которая мерно катила свои воды через холмы мусора и ила на дне. Контрасты были свойственны кварталу: увитые плющом и папоротником балконы с ажурными перилами из кованой стали, где на столах танцевали почти обнаженные мужчины и женщины, роскошные отели, приткнувшиеся к ним маленькие, грязные бары, хранители джаза, старинные обшарпанные стены несохранившегося женского монастыря или собора, а совсем рядом секс-шопы, неоновыми вывесками зазывающие покупателей.
По мнению Анны, Новый Орлеан жил той жизнью, которой мало какие из других городов осмеливались жить. Он чем-то напоминал пожилую женщину, которая провела свою жизнь не так чтобы уж очень умно, но собрав большую коллекцию интересных воспоминаний. И порой эти воспоминания оживали в маскарадных костюмах и сходились все вместе, чтобы развеселить ее. И пусть у нее чуть порвался ажурный узор на платье и сильно сношены башмаки. Она не обращала на все это внимания, принимала радости такими, какими они к ней являлись. Она была такой, какой она была. Люди могли любить ее или бросить, это ничего не меняло.
В этом квартале витал какой-то особый дух бесстыдства, незакомплексованности. Именно поэтому-то здесь так часто и появлялась Анна Галлант.
Во время своей прогулки она прошла мимо дверей из стекла и красного дерева. Это был ресторан «У Леконта». Заведение Данта Ромоли. В прежние свои наезды в этот город ей с Эдисоном случалось здесь обедать. Приятно было вспомнить и увидеть что-то знакомое. Вообще рестораны Нового Орлеана уступали, пожалуй, только парижским по качеству предлагаемых угощений и особого обслуживания, которое кому-то нравилось, но многих шокировало. «У Леконта» было одним из лучших здешних заведений.
Спустя всего несколько минут Анна увидела и самого Данта. Он направлялся к зданию, которое, судя по вывеске, являлось телестудией. Наличие этого здания среди туристских магазинчиков и историко-антикварных коллекций было чем-то невероятным, неправдоподобным. Она гордилась тем, что сразу узнала Данта. Ведь его только раз представили ей, а Анне всегда было трудно совмещать знакомые фамилии со знакомыми лицами. Ошибки были слишком часты. Это несомненно являлось ее серьезным недостатком как жены политического деятеля. Да и сейчас-то, если честно, она вспомнила его имя только потому, что пятью минутами раньше проходила мимо дверей его ресторана и подумала о нем.
Ее внимание привлекла витрина ювелирной лавки на противоположной стороне улицы. Она подождала на тротуаре, пока проедут машины и автобусы, и перешла на другую сторону, чтобы взглянуть на драгоценности поближе. В витрине было выставлено несколько весьма любопытных вещиц. Большинство относилось к периоду «Арт нуво», объектом ее особого интереса стали викторианские гранаты и черный янтарь.
Она уже хотела продолжить свою прогулку и отвернулась от витрины, когда вдруг в нескольких футах от себя снова увидела Данта. Он как раз выходил из дверей телестудии, с кем-то разговаривая.
— И все же я скажу, что вы будете смотреться очень естественно, — сказали ему изнутри. — Никто в Новом Орлеане не смыслит в еде больше вашего.
Дант, держась рукой за раскрытую дверь, отрицательно покачал головой.
— Мой акцент не даст мне возможности противостоять Джастину Уилсону. А при виде Поля Прудома у меня и вовсе руки опустятся. Кроме того, я ведь ресторатор, а не шеф-повар.
— С вашей внешностью вы можете засунуть их обоих знаете куда? У вас такая сексуальная внешность, помилуйте! И насколько мне известно, вы собственноручно готовите обалденные омлеты юным очаровашкам, которые к вам заглядывают! Вы всегда сможете приготовить один из них.
— Смогу, но для этого вам придется дотащить ваши камеры до моей квартиры, — пошутил Дант.
— Вы серьезно? Значит, мы можем подъехать и снять?
— Черт вас возьми, нет! Вам не затянуть меня к себе, так и знайте!
Изнутри на улицу посыпались чертыхания. Дант с улыбкой отпустил дверь, и та закрылась сама собой.
Анна увидела, что он идет прямо на нее. В мгновение собравшись, она улыбнулась своей самой милой улыбкой. Она думала приветливо кивнуть и пройти мимо, как при обычной встрече со случайным знакомым. Вместо этого она встретилась взглядом с его темными глазами, освещенными радостью и дружелюбием, и внезапно для самой себя остановилась.
— Миссис Галлант, — проговорил он, приближаясь. — Доброе утро!
— Здравствуйте, — отозвалась она, протягивая ему руку. Она думала, что он поднесет ее к своим губам, поэтому была слегка разочарована, когда он просто склонил голову в галлическом приветствии, которое должно было означать уважение и признание достоинств.
— Как вам удалось сбежать? — спросил он после дежурного обмена любезностями. — Я полагал, что все ваше время теперь расписано по минутам. Когда попри-сутствовать на деловом обеде, когда кому пожать руки на заводе или фабрике.
— Не знаю, может, кто-нибудь меня и не дождался, но у меня сегодня выходное утро.
Ее улыбка была теплее, чем она сама могла от себя ожидать. Ее приятно удивило то, что он так хорошо понимает и представляет себе ее чувства. Кроме того, у него был такой заинтересованный взгляд, что она подумала, что заняла все его внимание.
— Вы просто прогуливаетесь? — спросил он. — Или ищете что-нибудь конкретное?
— Да так, просто хожу по антикварным лавкам. Здесь так много милых старинных вещиц.
Анна показала рукой на улицу с десятками красочных витрин.
— Я был бы счастлив помочь вам в ваших поисках, если это будет в моих силах. Мне кажется, я достаточно осведомлен о товарах подобного рода.
— Я интересуюсь драгоценностями, ювелирными изделиями, — проговорила она первое, что пришло в голову. Потом, желая показать себя более заинтересованной в вопросах антиквариата, добавила: — Хотела бы приобрести приличный стул. Можно кресло-качалку. Плетеную.
Дант наморщил лоб, о чем-то размышляя.
— С ювелирными безделушками проблем у вас не будет, а вот насчет стула все сложнее… Плетеные кресла-качалки не залеживаются… Впрочем, кажется, мне известна одна лавка, в которой можно найти то, что вам нужно. Это на Мэгэзин.
— В самом деле? — У нее и в мыслях не было идти туда. Упомянув о кресле-качалке, она просто хотела показать свою серьезную заинтересованность.
— Моя машина за углом. Я отвезу вас туда.
— О, что вы, я не буду отрывать вас от дел, мистер Ромоли. Очень любезно с вашей стороны предложить мне помощь. Но, право же, не стоит. Просто покажите мне дорогу…