— Не беспокойтесь, я уверена, что сама справлюсь с этим. Вы и так слишком много сделали, угостив меня обедом.
— Не стоит благодарности, — мягко, но настойчиво произнес Дант, взяв вешалку с купленным платьем.
Констанция, расставляя еду на столике, добавила:
— Было приятно встретить вас, миссис Галлант. Дант, вы должны вернуться и выпить с нами чего-нибудь. Я уверена, что дети придут в восторг от вашего общества.
Среди радостных и возбужденных восклицаний детей Анна заметила, как оба, Констанция и Дант, обменялись серьезными взглядами. Взгляды эти подняли в ней чувство, которое она сразу не поняла. Затем оно испугало ее: это была ревность.
16
Вернувшись вечером из офиса, Рива обнаружила Данта в компании Констанции и детей. Сцена была воплощением домашнего уюта. На задней галерее Дант и Констанция пили коктейли, а дети здесь же на холодном кирпичном полу были поглощены тем, что отклеивали наклейки и располагали их в альбоме, купленном для этой цели. Они начали собирать коллекцию наклеек в этот самый день. Рива всех приветствовала, затем взглянула на Ботинки, который сидел один в другом конце галереи со стаканом в руке, задрав ноги на барьер галереи. Она подошла к своему зятю.
— Как дела, Ботинки?
Он приветствовал ее, подняв стакан.
— Отлично.
Она никогда не видела его в таком, близком к опьянению, состоянии. Глаза его налились кровью, а лицо было красным. Тело его находилось в столь экстравагантной позе, что было удивительно, как это он до сих пор не свалился на пол.
— Не похоже, чтобы ты хорошо себя чувствовал, — заметила Рива откровенно.
— Как же я должен выглядеть, если жена изменила мне?
— О чем ты говоришь?
— Я пошел, хотел избить кузена, и что? Он расхохотался. Расхохотался! Сказал, что я дурак. Сказал, что она, как неудовлетворенная проститутка, ходит и предлагает себя.
Рива поспешно оглянулась — убедиться, что ни дети, ни Констанция не слышали его. Если уж Ботинки употреблял такие выражения, говоря с ней, значит, он здорово накачался. Говоря с женщинами, он всегда воздерживался от крепких выражений и двусмысленностей.
Никто не обращал на них никакого внимания. Она повернулась к Ботинкам:
— Если ты и дурак, то потому лишь, что веришь Эдисону.
— Да? Ты не знаешь. Я слышал, что для своего возраста он просто гигант. Может быть, Маргарет и пошла к нему для этого?
Спорить с ним в таком состоянии было бессмысленно.
— Где сейчас Маргарет?
— Наверху, отдыхает.
— С ней все в порядке?
Он пожал плечами:
— Говорит, что у нее болит голова. Но в город-то она сегодня ходила. Наверное, она просто не хочет меня видеть.
— Я зайду к ней, когда переоденусь.
Рива пошла в дом. День был жарким, и хотя в офисе был кондиционер, а костюм ее из чистого льна, она чувствовала усталость и вялость. Она просто не могла освободиться от мыслей о бизнесе, пока не снимала рабочий костюм и не переодевалась во что-нибудь домашнее.
Она услышала, как скрипнул стул Данта, когда она уже прошла мимо. Он настиг ее на лестнице.
— С тобой можно поговорить?
Голос его ничего не выражал. Рива внимательно поглядела на него. Ей не понравился злой огонек в его глазах. Коротко кивнув, она повела его в холл наверху. Он не был уединен, но если говорить тихо, их никто не услышит. Обстановка, казалось, способствует тому, чтобы Дант говорил тихо и сдерживал свои эмоции.
Когда они уселись, он начал говорить, зажав руки между колен.
— Ты ведь никогда мне больше не доверяла с той самой минуты, как застала в кровати с той девчонкой, двадцать с лишним лет назад?
Рива думала, что он станет говорит о чем угодно, но только не об этом.
— Не смеши меня, — сказала она, улыбаясь. — Я тебе доверяю, и нет никого на свете, кому я бы доверяла больше.
— Мне так не кажется. На самом деле я думаю, что никогда бы не увидел тебя, никогда бы с тобой вновь не заговорил, если бы я сам не вторгся в твою жизнь раньше, чем ты меня забыла.
Она покачала головой, улыбаясь воспоминанию.
— Ты вторгся в мою жизнь с букетом душистых роз в руках, украденных в монастыре урсулинок, куда ты перелез через стену. Удивительно, как это тебя не арестовали. Или не отлучили от церкви. Как же можно забыть человека, совершившего подобный поступок?
— Я хотел попросить извинения, а денег на цветы у меня не было.
Дант появился в ее жизни вскоре после отъезда Ноэля, именно в тот момент, когда ей был крайне необходим человек, которому бы она доверяла, человек, соединявший в себе качества Данта — его заботливость и умение сочувствовать. Он извинился за то, что не присутствовал на ее свадьбе. Он не получил приглашения, даже не знал об этом, пока девушка, с которой он жил, покидая его, не швырнула ему эту новость в лицо. Постепенно они вновь стали близкими друзьями. Космо полюбил его и доверял Данту. В отличие от своего сына, в Данте он не видел соперника.
Наконец она произнесла:
— Это сработало, мы стали друзьями.
— Я так думал, но, видимо, был неправ.
— Не понимаю, о чем ты.
— Время от времени ты давала мне возможность что-то узнать о твоей жизни, но я никогда не знал, что ты думаешь, что чувствуешь. Даже в сложный момент важные вещи ты все равно держишь при себе.
— Вовсе нет! — запротестовала она.
— Ну тогда скажи на милость, почему я узнаю от посторонних людей, что ты пытаешься шантажировать Эдисона Галланта?
— Я этого не пытаюсь делать, — сказала она, и брови ее нахмурились.
— Тогда не знаю, как еще это можно назвать. Я допускаю, что ты преследуешь самые справедливые цели, но почему мне не рассказать, чтобы я мог помочь тебе?
— Что ты мог бы сделать? Эдисон не из тех людей, которые принимают советы. — Голос ее звучал натянуто.
— У меня есть связи, друзья, которые мне кое-чем обязаны. Поверь, я бы сумел его убедить.
— Связи, — как эхо повторила она. Она никогда не спрашивала его о связях с мафией. Ей не нужны были эти его приятели. Но сейчас она почувствовала, как по коже пробежал холодок.
Он разнял руки.
— Я не имею в виду, что мог бы надавить на него с их помощью. По-моему, это неплохая идея. Я знаю людей, обладающих тем, чего Эдисон добивается, — политическим влиянием. Ради этого он услал бы сына хоть в Бимбукту, но не сумел бы того узнать, что Эрин — его дочь.
Говорил ли Дант правду? Что-то в его манере заставляло ее чувствовать себя неловко, хотя говорил он убедительно. А может быть, вновь игра воображения? Она сбросила с себя груз размышлений — метания между прошлым и настоящим, правдой и фальшью, правильным и неверным. Эти метания не покидали ее с тех самых пор, как заварилась нынешняя история.
Неожиданно истинная суть его слов проникла в ее мозг. Она вскочила:
— Кто тебе все рассказал?
— Анна Галлант, — ответил он, медленно поворачиваясь к Риве. — Она… она этим обеспокоена.
— Еще бы!
— Я не имею в виду, что она желает отомстить, но она — мать Джоша.
Слова его были произнесены ровным и тихим тоном. Рива вдруг поняла, что больше шуму создает она, а она-то думала, что шуметь станет Дант, и как будто протрезвела. Отойдя немного назад, она спросила:
— Чего она хочет?
— Анна? Ничего.
Ответ не принес ей облегчения.
— Таковы, вероятно, ее слова. А я и не знала, что вы близкие друзья.
— Мы не друзья. Почему-то она считает, что я могу знать, как именно ты намереваешься действовать сейчас.
Она не обратила внимания на его сарказм.
— Я не знаю, что делать. Мы с Эдисоном замерли в какой-то патовой позиции. Но я знаю, что тебе не сражаться в этой битве.
— Даже если я хочу?
— Даже тогда.
— Вот видишь, ты всегда держишь меня на расстоянии.
— Для того есть причины, — ответила Рива, отворачиваясь.
— Я знаю, — откликнулся он, и взгляд его потемнел. — Но все прошедшее — в прошлом. Он умер.
— Были и другие. Вспомни…
— Я помню, — сказал он, резко отделяя слова друг от друга. — Двадцать четыре года — большой срок. Но провал бывает лишь однажды. Я вряд ли забуду…
Она не очень-то деликатно вела разговор, но делать было нечего.