— В таком случае ты уверена, что мы так уж изменились, — прошептал Ноэль, нагибаясь, чтобы коснуться ее губ своими.
Она не сопротивлялась. В этом была какая-то горькая сладость. Она прильнула к нему и обвила шею руками.
Ее уступчивость могла быть вызвана благодарностью, а может, и просто жалостью, но ему было все равно. Ощутив нежную внутреннюю поверхность рта и почувствовав теплоту ее тела, он задержал дыхание. Сквозь закрытые глаза он увидел вспышку молнии и расслышал гром своего сердцебиения. Ветер развевал ее волосы, и они касались его лица шелковистой лаской, а нежный соблазнительный запах духов, который был ее частью, ударял ему в голову.
Он хотел ее, Боже, как он хотел ее! Но не на песчаном полу, как тогда, не в сырой и поспешной сумятице, где их мог застать всякий. Он хотел ее в уединении своей комнаты и комфорте своей постели, чтобы изучить мельчайшие детали ее тела и чувств. Он хотел надежности доверия за закрытыми дверями, толстыми стенами и долгой ночью.
Нагнувшись, он подхватил ее на руки и зашагал из храма с невозмутимым Буддой через мост и лужайку к дому. Когда он поднимался на ступеньки нижней галереи, серебряным огнем сверкнула молния, и раскаты грома прозвучали ближе.
Нижняя спальня была справа от холла. Она была переделана после смерти Космо, и все признаки комнаты больного исчезли. Массивная кровать красного дерева и кресла, которые предпочитал Космо, были перенесены в спальню для гостей и заменены гарнитуром розового дерева от старинного ново-орлеанского мебельщика Сейньуре, принадлежавшим матери Ноэля.
Комната слабо освещалась единственной лампой, стоявшей на столике с мраморным верхом около кровати. И все же, когда Ноэль опускал Риву на высокую постель, она протянула руку и выключила свет. Как бы слаб ни был свет, он казался слишком ярок. Но ею двигала не скромность, а скорее ощущение того, что связь ее с этим человеком, то желание, которое возникло между ними, было слишком слабым, чтобы выдержать этот свет. В темноте они могли быть тем, чем были когда-то, а не тем, чем стали теперь.
Кровать чуть сдвинулась, когда на нее опускался Ноэль, чтобы лечь рядом с Ривой. Теплыми, ласкающими пальцами он коснулся нежного овала ее лица. Большим пальцем он гладил ее губы, вызывая дрожь их чувствительных краев. Суставами пальцев он проводил вдоль линии ее скулы и ниже по шее, останавливаясь, чтобы ощутить равномерное пульсирование до ямки на шее. Затем он склонил голову, чтобы прижаться к этому биению губами, скользя одновременно рукой ниже, по груди к изгибу ее талии.
С прерывистым дыханием, прижимаясь лицом к ее шее и укачивая ее в своих объятиях, он хрипловато шептал:
— Сколько раз я мечтал об этом, сколько раз!
Рива чувствовала быстрый ток крови в своих венах и нахлынувшую на нее волну, раскаленную вожделением. Ощущение его тела, плотного, защищающего, сделало ее безрассудной, не заботящейся о последствиях, которые может принести этот момент. В напряжении, которое она ощущала в его мускулах, она чувствовала то огромное усилие и контроль, которыми он сдерживал себя, и ей страстно и настойчиво захотелось избавить его от этого напряжения.
Она скользнула ладонью по его плечу, растирая длинную связку мышц под тонким хлопком рукава, и встретила губами его губы, когда пальцы ее перебирали завитки на его затылке. Она облизала его точеные губы, затем нежно исследовала языком линию, где они сходились, гладкие края его зубов и внутреннюю поверхность рта.
Внутри нее росло желание, становясь сильным и настойчивым. Она придвинулась ближе, сбросила туфли и скользнула холодной ногой по его лодыжке, захватывая ее как крючком, чтобы теснее прижаться к нему. Все было так же прекрасно и удивительно, как тогда. И все-таки что-то было не так, и это «не так» была их зрелость в оценке момента и понимание его редкости.
Ноэль не терял контроля, но скорее оставил его в стороне с тактом и без сожаления. Одновременно он дал волю мягкому нажиму на оборону, которой окружала себя Рива, разрушая ее и снимая одну одежку за другой с нее и с себя.
— Я хочу тебя, Боже, как я хочу тебя! — проговорил он низким густым голосом, вибрирующим в глубине горла, при этом он расстегнул пояс ее платья и стал спускать рукава. Он взял в руки ее грудь и попробовал вкус персиково-розовых сосков, облизав их, прежде чем продолжил: — Скажи, что ты хочешь меня.
— Я хочу тебя, — прошептала она, выгибаясь к нему в подтверждение своих слов.
— Мне не хватало тебя, — проговорил он, тепло и влажно дыша на ее плоский живот и поглаживая шелковистую кожу губами сквозь шелк рубашки, стараясь добраться до обнаженной кожи. — Скажи: мне тебя не хватало.
— Мне тебя не хватало, так не хватало!..
Слова прозвучали сдержанным криком, в котором болью отозвалась правда. Дрожащими пальцами она возилась с пуговицами его рубашки, высвобождая их из петель.
— Никто никогда не вызывал у меня такого чувства, как ты, — прошептал он глухим, хрипловатым голосом, в котором слышались удивление и признание.
— Как и ты, — незамедлительно ответила Рива эхом.
Ноэль собрал в руку ее рубашку, снял ее и отложил в сторону. Поддерживая себя на локтях, он положил руку на курчавый коврик у вершины ее бедер и держал ее своей теплой силой, прежде чем медленно и бесконечно заботливо нашел влажный теплый центр ее бытия.
Снаружи близко прогромыхал гром, и за окнами в дубах вздыхал и пел ветер. Риве казалось, что буря нарастала у нее в крови, становилась частью ее самой, и когда она разразится, то может смести ее. Она была настороже и в то же время стремилась к ней.
— Мы снова любим друг друга, — сказал Ноэль столь сдавленным голосом, что он казался частью ветра, — но я никогда не слышал об этом от тебя. А сейчас ты скажешь?
— Я… — начала она и остановилась, словно слова застряли в горле.
— Скажи, — настаивал он в темноте, — даже если это неправда.
Она прошептала слова в мягкой податливости и потянулась к нему, касаясь его плотного упругого тела, ища ответ огромному удовольствию, которое распускалось внутри ее. Он со свистящим звуком втянул воздух и, ощущая ее радость, позволил тишине окружать их, пока она со слабым криком не рванулась к нему.
Когда он поднялся над ней, в окнах снова блеснула молния. Она окрасила его волосы и обрамила его плечи золотом. И когда он вновь погрузился в нее, Рива плотно закрыла глаза в бьющем ключом избытке
экстаза. Схватив его руки, она приподняла свои бедра, чтобы встретить его, желая обещанного завершения.
Он был сильным, бесконечно выносливым и двигался в безупречном ритме, созвучном ритму биения ее крови. Их дыхание сбивалось и хрипело, тела стали липкими от пота, биение сердец стало подобным грому. Время, казалось, замерло, соединяя их плотнее и плотнее.
Кульминационный момент застал их отключенными от действительности, будто разбитыми на осколки, увеличивающимися во взрыве цепной реакции, которая, казалось, наполнила эту темную ночь своей магией. Они баюкали друг друга, бормоча нежные бессвязные слова и одновременно восстанавливали свое дыхание, прижимаясь друг к другу губами во взаимной благодарности за освобождение от перевозбужденных чувств. И во внезапной тишине они услышали потоки дождя и барабанящих капель.
Прошло несколько минут. Дыхание их успокоилось. Ветер стих, и дождь тихо и монотонно стучал по крыше. Они все еще лежали, переплетя руки и ноги и плотно закрыв глаза. Ноэль отвел назад волосы с мокрого лица Ривы и прижался губами к ее брови. Он чуть пошевелился, чтобы снять с нее свой вес, но не покинуть ее, вдохнул, словно намеревался сказать нечто, очень для него значительное.
Внезапно дверь спальни распахнулась, хлопнув о стену. Раздался щелчок выключателя, и верхняя люстра вспыхнула с ослепляющей яркостью. Рива вскочила на постели и увидела Констанцию, все еще держащую руку на выключателе. Лицо ее было покрыто красными пятнами гнева, а в голосе слышался злобный триумф.
— Когда вы исчезли в одно и то же время, я поняла, что найду вас здесь. Кое-где, и вы это знаете, то, что вы делаете, считается кровосмесительством.