Целомудренный и неземной Ватто, вдохновленный масками итальянской комедии, писал «галантные празднества», похожие на мечты (Кейлюс, хорошо знавший художника, говорил о нем: «немного пасторальный и нежный»). Верне наслаждался, населяя свои пейзажи влюбленными и купальщиками, Моро и де Труа изображали вихрь светской жизни: Retour du Bal, Sortie de Opera, Le Souper Fin, La Toilette de Matin[187] и так далее, Э. Жора занимали реалистические аспекты парижской жизни (Transport des Filles de Joie a L’Hopital[188]), Сент-Обен интересовался уличными сценами, а безмятежный Шарден писал простые интерьеры в домах зажиточных bourgeois, населенных добродетельного вида женами и па-иньками-детьми. На полотнах Греза оживали притворные ingenues[189], подобные его взбалмошной супруге, которая за ширмой принимала любовников и едва не расшибла мужу голову ночным горшком.
В том, что касалось чистого сладострастия, с Фрагонаром никто не мог соперничать. Что за любовь к жизни, что за кипучее веселье! Взгляните на La Culbute, LEscarpolette, LInstant Desire, L Armoire[190] и вариации на тему поцелуя: Le Baiser а la Derobee, Le Premier Baiser, Le Baiser sur le Cou, Le Baiser sur la Bouche[191]... поцелуи юные, пламенные, жгучие... и как мастерски взбиты простыни и смяты сорочки! Неудивительно, что художника приглашали расписывать альковы во многих petites maisons.
Театр оказывал на моду огромное воздействие. Хотя у рыцарского романа Амадис читателей больше не находилось, рукава «амадис» появились вскоре после постановки одноименной оперы Люлли. А шляпки «жатва» были обязаны своим появлением опере Фавара Les Moissonneurs[192]. Мода откликалась и на последние известия. В 1783 —1784 годах внезапно возникла мода на причудливое разноцветное одеяние под названием «гарпия». Ее появление было обязано рассказу об открытии в Чили двурогого монстра с человеческим лицом и крыльями летучей мыши, который, как говорили, каждый день съедал вола и четырех свиней.
Панье во времена Регентства скрывали множество беременностей и должным образом осуждались духовенством. Названия цветов были даже более экстравагантными, чем в двадцатом столетии: «парижская грязь» — «какашка дофина» — «брюшко блохи» — «волосы королевы». (Желая поощрить шелковых фабрикантов Лиона, Мария-Антуанетта любезно послала им локон своих волос, чтобы они могли точно воспроизвести их оттенок.)
Непосредственно перед Революцией панье сменились небольшими валиками, которые подкладывали под платье: два, называвшиеся coudes[193],— по бокам, чтобы подчеркнуть линию бедер, а третий, недвусмысленно именовавшийся cul> то есть «зад»,— сзади, чтобы сделать ягодицы более округлыми. Графиня де Жанлис{163} в своих Мемуарах описывает случай с мадам де Матиньон, которая, возвращаясь ко двору из Неаполя, только на одну ночь проездом остановилась в Париже (она виделась только с серьезными людьми и поэтому не имела ни малейшего представления о новой моде). В Марли ей отвели спальню, отделенную тонкой перегородкой от апартаментов мадемуазель де Рюйи (будущей герцогини д’Омон). Проснувшись на следующее утро, мадам окаменела, услышав, как принцесса д’Энен вошла в комнату к мадемуазель де Рюйи, восклицая: «Воп jour, топ соеиг[194], ну-ка пока-жите-ка мне ваш зад!» Сев на постели, мадам де Матиньон внимательно выслушала следующий диалог, вогнавший ее в краску: «Но, mon соеur, ведь это же просто ужас —этот ваш зад,— такой низкий, тонкий, плоский. Говорю вам, ужас! Хотите увидеть зад получше? Тогда взгляните на мой».— «Вы совершенно правы,— отвечала мадемуазель де Рюйи с восхищением.— Смотрите, мадемуазель Обер (ее горничная), в самом деле, не очаровательный ли зад у мадам д’Энен? Такой полный, круглый — у меня и вправду чересчур плоский. О, прелестный, прелестный зад!» — «Да, дорогая, это такой зад, который надлежит иметь, если хочешь произвести фурор в обществе. К счастью, мне поручено о вас заботиться, и я скоро найду возможность, чтобы вы обзавелись задом получше».
Революция 1789 года привела к появлению шляп a la Bastille[195]. Это были замысловатые изделия, представлявшие собой обнесенные двойной зубчатой стеной башни из черного кружева. Однако излюбленным головным убором была шляпа, украшенная вышитыми зеленым шелком лопатой, шпагой и крестом в обрамлении оливковых ветвей — символ трех сословий. Осколки от камней Бастилии вставлялись в дешевые украшения, а триколор — белый, синий и красный цвета — был отличительной чертой всех аксессуаров, от подвязок до перчаток.