Сколь очаровательной могла бы быть брачная жизнь, если бы муж и жена нежно любили друг друга и думали только о том, как бы доставить друг другу наслаждение! Я бы хотела, чтобы мой муж никого, кроме меня, не любил и заботился обо мне все время. Для меня было бы высшим счастьем ему угодить...»{176}
Что случалось, когда мужья и жены почти ничего не знали друг о друге до бракосочетания? Вот мнение автора Les Liaisons
Dangereuses[206], который был счастлив в браке: «Каждый изучает другого, наблюдает внимательно за собой в его или в ее присутствии, узнаёт, от каких вкусов и личных предпочтений придется отказаться ради общей гармонии. Пойти на эти небольшие жертвы будет легко, поскольку они взаимны и заранее предусмотрены; из них вскоре рождается взаимное добросердечие; и сила привычки, усиливающая те склонности, которых она не разрушает, в конце концов приводит к нежной дружбе и доверию, что вкупе с уважением составляют, как мне кажется, истинное, прочное счастье семейной жизни. Иллюзии любви, быть может, слаще, но они — кто же этого не знает? — менее прочны. Стоит им улетучиться, мельчайшие недостатки любимого становятся нестерпимыми, поскольку они контрастируют с идеальным образом, созданным воображением».
Другая сторона картины — касавшаяся девушек из аристократических семейств — описана наблюдательным принцем де Линем{177}: «Наших jeunes filles[207] приучают не смотреть в лицо мужчинам, не отвечать им, не задавать вопросов о своем появлении на свет. Затем в один прекрасный день девице приводят мужчину и приказывают ему отдаться. Он, как правило, в грубой форме предъявляет на нее свои права —и вот он встает с постели в поту, она — в слезах. С этого начинается брак. Вот как наисвященнейшая связь между двумя сердцами втаптывается в грязь родителями и нотариусом».
По-прежнему во многих случаях имела место большая разница в возрасте между мужем и женой. Месье де Серан не только намного превосходил возрастом свою пятнадцатилетнюю невесту, мадемуазель Бальу, но и был к тому же чрезвычайно уродлив. Она не смогла удержаться и невольно отшатнулась, когда его представили ей. Месье де Серан, заметив ее инстинктивное движение, попросил позволения несколько минут поговорить с ней наедине. Когда родители вышли, он, оставшись с глазу на глаз с невестой, ласково заговорил с ней и попросил в случае, если она считает его слишком уродливым, чтобы стать его женой, откровенно сказать об этом. «Вам не нужно бояться,— произнес он,— я сохраню тайну. Ваши батюшка и матушка ничего не узнают, и ответственность за наш разрыв я возьму на себя». Он уверил девушку в своей нежной дружбе, и мадемуазель Бальу, попросив двадцать четыре часа на размышления, была так тронута его qualites d'ame[208], как она говорила ему позже, что в конце концов согласилась стать его женой. Это был хоть и не безмерно счастливый, но мирный брачный союз, и месье де Серан никогда не возражал против хвоста поклонников, который вечно тянулся за его супругой.
Однако слишком многие мужья — даже любившие своих жен — были склонны уподобляться отцу мадам Виже-Лебрён{178}, писавшей в своих Мемуарах: «Он обожал мою мать, как божество, но grisettes{179} кружили ему голову. Первого января он мог пешком носиться по Парижу с единственной целью — целовать всех попадавшихся ему на глаза девушек под предлогом поздравления с Новым годом». (Муж этой неутомимой портретистки, у которого характер был примерно такой же, все деньги супруги — а зарабатывала она немало — тратил на свои amours[209].)
Что касается bourgeois, о которых писал Шарден, то они были немного суровыми, трудолюбивыми и добродетельными. «Среди них есть счастливые браки и женщины, чья добродетель — суровый страж»,— писал Монтескье.