Когда мадам д’Эпинэ вышла замуж, она искренне любила своего супруга. Я уже упоминала о том, как она огорчилась, получив выговор от матери за внешнее проявление теплых чувств к нему. (Однако характер ее матери с годами стал намного мягче, ее огорчало, что дочь несчастлива в супружестве. Она ни разу не упрекнула мадам д’Эпинэ за ее связи с Гриммом{189} и Франкёйлем.)
Постепенно образ отвратительного месье д’Эпинэ предстает перед нами во всей красе — с его типичным для восемнадцатого века легкомысленным отношением к браку и невнимательностью к собственной жене. Он был игроком, пьяницей, заводил любовные интрижки с танцовщицами — чаще всего с сестрами Роз, чьи лица то и дело бесстыдно мелькают на заднем плане в Мемуарах мадам д’Эпинэ. Он мог в полночь внезапно приехать домой, привезти с собой старого приятеля и пригласить его к жене в спальню. Иногда д’Эпинэ не являлся домой ночевать в течение месяца, позволяя себе бывать в кругу семьи только во время музыкальных вечеров. Когда жена (в начале их брака) спрашивала мужа об отлучках, тот грубо отвечал: «Я хочу быть свободным и не люблю, когда меня расспрашивают».
«Развлекайтесь,— советовал он жене чуть позже,— выезжайте в свет — в театр; заводите любовников, живите, как живут все остальные женщины в вашем возрасте... вот что нужно делать, чтобы понравиться мне, моя дорогая».
Предавшуюся унынию мадам д’Эпинэ высмеяла ее кузина, опытная женщина: «Над вами будут потешаться, моя милая. Любить мужа — хорошо, это даже достойно восхищения, но ведь всему есть пределы». В то время у людей не было недостатка в участливых советчиках, по поводу которых Руссо сердито заметил. «Больше всего человека огорчает не несчастье, с ним приключившееся, а мания людей утешать и оказывать ему так называемые услуги, хочет он того или нет. Ну почему бы им не оставить нас в покое? Уверяю вас: если со мной случится что-то неприятное и мои друзья узнают об этом, я буду настаивать, чтобы они предоставили мне самому найти мое собственное утешение».
У мадам д’Эпинэ постепенно развивалась «меланхолия», и поэтому мадемуазель д’Этт, ее близкая подруга, настойчиво советовала той обзавестись любовником. «Я подозреваю, что вы страдаете от ennui du соеиг[214]. Вы более не любите вашего мужа, поскольку уже не восхищаетесь им». Мадам д’Эпинэ была огорчена подобным наблюдением ее интимных чувств, но когда мадемуазель д’Этт принялась утверждать, что любовник — лучшее лекарство для нее, она выразила энергичное сопротивление:
— У меня никогда не будет любовника.
— А почему нет? Из-за ваших религиозных принципов?
— Нет — оттого, что я не думаю, будто проступки мужа дают жене право вести себя дурно.
— Вести себя дурно? Что вы под этим понимаете? Я вовсе не предлагаю, чтобы вы щеголяли своим любовником или чтобы он вечно вертелся возле вас. Напротив, этого человека как можно реже должны видеть рядом с вами. Я предпочитаю обходиться без секретов, любовных писем, свиданий — одним словом, без всех пустяков, которые доставляют немного радости и оборачиваются тысячей неприятностей.
— Прекрасно! Вы хотите, чтобы у меня был любовник, которого никто не увидит и которого не будет со мной рядом?
— Ничего подобного, просто его не нужно показывать людям настолько часто, чтобы в них пробудилось любопытство.
— Ах, но тогда вы согласны, что, несмотря на множество предосторожностей, люди все равно будут сплетничать, и моей репутации придет конец?
— Да отчего вы так думаете? Боже милостивый! Прежде всего, найдется ли в обществе хоть одна женщина, о которой бы не ходили сплетни? Что вы выигрываете сейчас оттого, что у вас нет кавалера? Разве свет уже не приписал вам связь с шевалье де С.?
— Что? Шевалье де С. ... неужели это правда?
— Мое несчастное дитя! Вы всего боитесь и по любому поводу расстраиваетесь! Да разве люди в этом мире думают о том, что они болтают? Разве кому-нибудь когда-либо приходило в голову проверить, правда ли все то, о чем говорят? Только непостоянство женщины, ошибка выбора или, как я уже сказала, демонстрация любовника ставит под удар ее репутацию. Важно правильно выбрать. Люди будут говорить об этом в течение восьми дней, если вообще будут говорить, а потом они и думать про вас забудут, разве что одобрят ваши действия.