После венчания мы, в том же порядке и с той же важностью, проследовали в епископскую гостиную, где нас ждал великолепный завтрак. (Лишь немногие из наших друзей смогли приехать на свадьбу.) Позавтракав, мы вышли в сад, куда пожаловала группа пастухов и пастушек, чтобы поздравить молодых. Каждый из них пропел короткий куплет... это было весьма трогательно. Затем мы танцевали с деревенскими жителями. Я открыла бал с месье Кюстином и своими детьми и уверяю Вас, что никогда не была так легка на ногу и никогда не танцевала с таким наслаждением. Весь день мы танцевали и пели. Деревенский плотник продекламировал свою поэму; ее текст занимал четыре страницы, и плотник даже влез на стул, чтобы его прочесть... Все было в точности как на картинах Тенирса!
После игр и обеда нам предстояло пережить le vrai quart d'heure de Rabelais[220]. Поверьте, меня била дрожь, когда мы повели невесту в постель, и я — в моем-то возрасте! — была смущена не меньше Дельфины. Как-нибудь, когда мы будем сидеть вместе у камина, я опишу Вам эту маленькую сцену, чтобы Вас посмешить. Мне пришлось просвещать отца, перед тем как он принялся просвещать сына! Столь глупо я не чувствовала себя никогда в жизни и думала, что до утра не перестану краснеть. Но теперь они вместе, и я до такой степени представляю себя на месте бедной Дельфины, что у меня нет желания ни спать, ни даже ложиться в постель. Ах, если бы только я могла быть на месте моей дочери, а Вы — на месте моего зятя, получив, подобно им, церковное благословение, ибо в противном случае, как говорит св. Августин, «это дело рук дьявола, и ведет в адскую бездну».
На следующий день. «Сейчас восемь часов утра. Весь замок, кроме меня, спит, а я умираю от нетерпения, ожидая новостей от моей бедной Психеи. Я надеюсь, что она при ее сложении почувствует больше страха, нежели боли, и единственное, о чем я могу думать,— это о ее отчаянном смущении, когда она предстанет перед нами и все взоры будут к ней устремлены. Пока пройдусь, поскольку не могу сидеть без движения, когда душа не на месте».
Позже. «Ну, топ ami[221]... в моем маленьком гнездышке царит полное счастье. Любовь не так зла, как кажется, милое маленькое чудовище не кусается и не царапается, и моя Дельфина, если не считать скромного румянца, который ее, красивую от природы, всегда делал еще краше, осталась почти такой же».
Через несколько дней. «Этим утром я была очень встревожена. У моей маленькой женушки лихорадка. Я думаю, что это, должно быть, от страха. Но не могу не беспокоиться, так как она не болела никогда. Ее муженек выглядит таким грустным и виноватым, что меня тянет его отругать, но я не осмеливаюсь, поскольку он может попросить меня не лезть не в свое дело и будет прав!»
Спустя семь дней. «Я уезжаю в Реймс повидаться с графиней X. Мою парочку это не сильно огорчит, они смогут побольше побыть вместе, и я, хотя никак в их дела не вмешиваюсь, с грустью чувствую, что мешаю их невинным наслаждениям. Я еще не забыла, каким восторгом для меня было быть наедине с Вами!»
Спустя еще два дня. «Если бы Вы видели, как Дельфина управляется со своим муженьком, Вы бы смеялись. Она обращается с ним более деспотично, чем ее брат. Никогда не видела столь занятной парочки. Не знаю, долго ли это продлится, но в настоящее время она властвует безраздельно и наслаждается. Что за славная вещь — любовь в ранней юности...»
Спустя три месяца. «Мы собираемся отправиться к Богоматери Льесской. Моя маленькая devote[222] прочла в одной из старинных хроник, что королевы ездили туда, чтобы открыть секрет, как иметь детей; несмотря на ее сияющую юность и любовь ее мужа, она полагает, что это необходимо, так как после трех месяцев брака она все еще не enceinte! Эта причуда чрезвычайно нас веселит. Погода стоит ужасная. Мы выедем из дома в неподходящее время, и люди будут принимать нас за великих devots[223] или великих грешников. Говорят, что люди, оказавшиеся жертвами страсти, вешают золотые и серебряные сердца на шею статуи Богоматери. Я чувствую, что почти готова оставить там свое собственное, чтобы оно более не тревожило меня!»