В окрестностях Монморанси у афродит был великолепный «сельский дом» с садом, специально распланированным так, чтобы в нем было достаточно местечек для занятий любовью. Высокие стены надежно скрывали от внешнего мира этот потаенный уголок — с его рощами, кустарниками, лабиринтами и группами павильонов, расположение которых было тщательно продумано. Главное здание, или, как его именовали, Приют, словно предназначалось для сошедших со страниц Астреи пастухов; столовая представляла рощицу — деревья, нарисованные на стенах, изогнув ветви, тянулись к голубому стеклянному потолку. Искусно нарисованные лужайки, стволы деревьев, мраморные балюстрады создавали у гостей впечатление, что они обедают на лоне природы.
Огромная ротонда с примыкающими по бокам портиками предназначалась для особых случаев. В центре ее помещался алтарь, окруженный статуями богов и богинь любви. Для занятий любовью члены клуба укрывались в отдельных ложах, обитых розовой тафтой, завешенных серебристым газом и оборудованных хитроумно расположенными отверстиями для подглядывания.
Спроектировавший Приют архитектор, месье дю Боссаж, изобрел предмет мебели под названием avantageuse[232], якобы более удобный, чем самая мягкая кровать или диван, и лучше приспособленный для любовных свиданий. Эту мебель описывали так:
«Даме надлежит откинуться назад, ухватившись руками за два валика, справа и слева, представляющих собой два крепких Приапа. Жесткая и толстая подушка, обтянутая атласом, поддерживает ее тело от макушки до ягодиц. Все остальное висит в воздухе, исключая ступни, которые опираются на подушки в виде стремян, расположенные на небольшом расстоянии одна от другой, неподвижные и неплотно набитые. Таким образом, даме приходится сгибать голени и бедра под прямым углом. Колени кавалера опираются на поперечину, а ступни — на изножье в форме луки седла. Эта поза великолепно подходит для избранного им занятия. Руками он держится за две цилиндрические опоры на деревянной раме...»{199}
Число членов клуба было ограничено двумя сотнями адептов, принадлежавших к высшему духовенству и аристократии. Соискатели подвергались основательному любовному испытанию, длившемуся три часа под руководством неподкупных dignitaires[233], которые награждали победителей венками. Афродиты были невысокого мнения о неофитах, которые оказывались неспособными заслужить семь венков за три часа. Принятие в члены клуба было торжественной церемонией, завершавшейся пиром, не уступавшим древнеримской вакханалии.
Сохранился Journal* одной из дам-афродит; в нем она перечисляет 4959 любовных свиданий, имевших место за двадцать лет (учитывая репутацию клуба — ничего удивительного). В числе ее любовников были 272 принца и прелата, 929 офицеров, 93 раввина, 342 финансиста, 439 монахов (почти все они — кордельеры, изредка попадаются бывшие иезуиты), 420 светских людей, 288 мещан, 117 слуг, двое дядюшек и дюжина кузенов, 119 музыкантов, 47 негров и 1614 иностранцев (когда обстоятельства вынудили ее покинуть Францию — вероятно, во время Революции). Подобно многим другим развратникам, эта афродита имела склонность к подсчетам.
Кодексы КиферыВ 1769 году на берегах Сены, на острове Сен-Луи, каждую ночь можно было видеть одинокую фигуру мужчины в синем плаще и широкополой фетровой шляпе. Время от времени он останавливался, чтобы, оглядевшись и убедившись, что на него никто не смотрит, что-то нацарапать на парапете перочинным ножом. Затем он снова торопливым шагом шел вперед, бродил туда-сюда по узким улочкам, пока не начинало светать. Единственными людьми, с которыми он заговаривал на улице, были проститутки. Он знал каждую из них — ее имя, «специальность», историю.
Оставленные этим чудаком надписи на парапетах, стершиеся после десяти лет его ночных странствий по Парижу, вряд ли сказали что-нибудь любопытному свидетелю, если бы тому вздумалось последовать за странным человеком в синем плаще. Это были даты — ни для кого не имевшие никакого значения, кроме самого мрачного низкорослого господина с лицом сатира и блестящими глазами, который при ближайшем рассмотрении оказывался грязным и даже дурно пахнущим. Он унаследовал от отца коренастую фигуру крестьянина и крестьянскую же проницательность, которая позволяла ему наблюдать человеческую природу во всей ее естественной неприглядности. Это был один из наиболее эксцентричных писателей своей эпохи, развратник и фетишист, боготворивший женские ножки и способный упасть в обморок при виде дамской туфли. Однажды ночью он проводил девушку до дома только потому, что был зачарован ее розовыми, на высоких каблуках, туфельками. Он всегда гневно осуждал туфли без каблуков.