Женщины, которым посчастливилось получить хорошее образование благодаря их собственным усилиям, такие как Мадлен де Скюдери, мадам де Сабле и мадам де Лафайет, или под просвещенным руководством своих отцов — Жильберта Паскаль, Анна Лефевр и Нинон де Ланкло, стали цельными и интересными личностями, способными оказывать влияние на идеи и стиль своей эпохи, но они составляли весьма незначительное меньшинство. Большинство мужчин не хотели, чтобы женщины учились чему-либо еще, кроме чтения, письма и счета. Фенелон{137} и сеньор де Гренайль составляли исключение, особенно последний, желавший, чтобы девочек обучали политике и астрономии, «чтобы отвлечь их мысли от мушек и высоких каблуков».
Новая картезианская философия, тем не менее, поощряла феминизм. Пулен де ла Баррэ в 1673 году написал Трактат о равенстве полов, а Сент-Габриэль рисовал идиллическую картину счастья, которое воцарится в мире, если им станут управлять женщины, настаивая на том, что только ревность побудила мужчин держать женщин в невежестве.
Лабрюйер в мягкой форме выражал свое несогласие с его утверждением. «Если женщины необразованны,— восклицал он,— то чем же виноваты мужчины? Разве закон когда-либо запрещал женщинам открывать глаза на что-то новое, читать и вспоминать то, что они прочитали? Разве не сами женщины приобрели привычку к незнанию — оттого что они ленивы, слишком заняты модой, неумны, недостаточно любознательны е/ cetera, но мужчины, которым доставляют наслаждение женщины, превосходящие их с многих точек зрения, вряд ли были бы рады, если бы дамы вдобавок превзошли их по части образования».
Большинству мужчин хотелось на досуге развлечься с милыми игрушками; им не нужны были умные игрушки, которые поставили бы под сомнение их право повелевать.
В образах дерзких, скептически настроенных героев и героинь Реньяра, Данкура, и Лесажа{138}, которые к концу века были чрезвычайно популярны, отражалась преобладавшая в душах людей чувственная пустота. «То, что во Франции зовут любовью,— грустно писал Сент-Эвремон{139},— есть всего-навсего любовная болтовня, смешанная с честолюбием и галантными мелочами». Тем самым он указывает на ту черту, которая на протяжении всей истории любви французов была присуща их национальному характеру: слишком большое значение придавалось словесному выражению любовных чувств, в сочетании с бытующим среди мужчин убеждением, что любую женщину рано или поздно можно завоевать лестью, примененной в нужных дозах.
Разумеется, многие француженки и в самом деле слишком легко поддавались власти приятных образов и речей, будучи глубоко тщеславными и кокетливыми. Они часами вертелись перед зеркалом, примеряя новые, все более соблазнительные выражения лица и жесты. В начале восемнадцатого века Мариво{140} подглядел, как его возлюбленная отрабатывала «личики», которые назавтра готовилась строить, флиртуя с ним. Мариво порвал с ней, однако это открытие обернулось благом для последующих поколений: писатель воспользовался им для создания неповторимых ролей и ремарок, касавшихся кокеток.
Современницы внушали отвращение мадам де Ментенон, которая в письмах к принцессе Дезурсэн называет их «бесстыдными, праздными, жадными и неотесанными». Они пили, нюхали табак и были почти столь же невыносимы, как мужчины, «деспотичные, желавшие наслаждения и свободы». Автор приведенного ниже анонимного послания, написанного из Парижа к другу в провинцию, подтверждает этот взгляд: «Женщины, кажется, забыли, что они принадлежат к другому полу, нежели мужчины, судя по их излишней фамильярности и тому, как они нам подражают. С такой женщиной живешь, как с приятелем. На пикниках, за игорным столом, в Опере они сами платят за себя, как мужчины, и обижаются, если кавалер предложит заплатить за них. Дуэньи отменены. Кавалер гуляет с дамой tete-a-tete[164], а горничных заменили лакеи — самые писаные красавцы, каких только можно найти. Женщины не меньше нашего пьют и нюхают так же много табака, даже на людях... В карты играют все... Подобная распущенность просто обязана порождать любовные интриги, каких наши бабушки и во сне не видели» (в восемнадцатом веке так оно и было).